Возвращение Орла. Том 1. Владимир Алексеевич Фадеев

в общественной жизни не участвует принципиально, в колхоз за столько лет первый раз, – оттарабанил по памяти «сын».

      – И сразу старшим?

      – На безрыбье, небось.

      – Небось! – передразнил «отец». – Нет, брат Митя, за небосью нас в это закапустье не послали бы.

      – А зачем послали? В Москве такая карусель закручивается, а мы пьяниц в деревне караулить… вон, тащат.

      – Неизвестно, где она на самом деле закручивается… похоже это они «кавалера» несут. Освежи…

      – Михаил Васильевич Орликов, сорок девять, начальник ускорителя, член с шестидесятого, активист, сейчас председатель общества трезвости, запойный.

      – Красота.

      – За ним, что ли дозорить?

      – Кто бы знал.

      – Странно всё это. Принеси то, не зная что…

      – Кому надо, знают…

      – А третьего-то как определить? Хоть бы фотографию дали, или словесный, а то – Скурихин и всё.

      – И всё?

      – Да всякая хрень: оператор, б/п, хотя активный и рвётся, не принимают, предлагали место референта в Средмаше – отказался. Ну и что? Какой-то дебил ориентировал, нет бы – рост, волосы…

      – Дебил-то дебил, но его про рост, наверное, и не спрашивали. Тебе бы, литёхе, место полковника в Главном предложили – отказался бы? То-то. Так что, чекист, определи вожачка глазом.

      – Да в этом кубле…

      – Кубла ты ещё не видел… А вот посмотри на кудрявого аполлончика… с лысым только что тёр, рукой махнул – и двое куда-то побежали.

      – Куда-то… нашего запойного трезвенника обратно волокут.

      – Интересные физики.

      – Да это простые пьяницы!

      – Много ты понимаешь в простых пьяницах, пижон.

      – Так кого пасти, дядь Вов?

      Когда уже уехал автобус, когда большая и относительно трезвая часть десанта убралась в свои «апартаменты», и даже когда колонна из трёх транспортных средств скрылась за поворотом на Бор, двое из ларца все сидели, о чём-то по очереди друг друга спрашивали, так же по очереди пожимали плечами и, наконец, поехали следом за «копейкой», «запором» и «Уралом», решив, видимо, что трезвое большинство никуда от них из барака не денется.

      И ещё двое… Никто, конечно, не заметил и того, как какой-то «гороховый», рыжий, в это время покидал десантную поляну – он толкался в этом пьяном кавардаке, старательно кося под своего – тоже с рюкзачком, в сапогах, прислушивался, даже порывался помочь тащить пьяного Орла, – а теперь, пройдя полдороги до барака вместе со всеми остающимися, свернул в Школьный переулок, потом, метров через двести – на параллельную берегу Оки Советскую улицу и, в сапогах, уселся за руль серой «Волги» с московским номерами.

      – Здесь они будут жить, в бараке рядом с правлением, – сказал он тучному, с поросячьими глазками, компаньону.

      – Все? – с недоверием переспросил толстяк.

      Гороховый как будто икнул, очередной раз удивляясь продемонстрированной интуиции – ведь наверняка, толстятина, из машины не выходил, но откуда-то знает, что не все, чует… и как он чует?

      – Почти, –