Мои литературные святцы. Геннадий Красухин

контрольная в классе,

      к детской

      принадлежащий

      расе.

      Это Коля, брошенный нами

      в час поспешнейшего отъезда

      из страны, над которой знамя

      развевается

      нашего детства.

      Детство, отрочество, юность —

      всю трилогию Льва Толстого,

      что ни вспомню, куда ни сунусь,

      вижу Колю снова и снова.

      Отвезли от него эшелоны,

      роты маршевые

      отмаршировали.

      Все мы – перевалили словно.

      Он остался на перевале

      На войну Николай Иванович Гладков, родившийся 30 января 1919 года, не попал по медицинским показателям. Сейчас появились публикации, намекающие, что Глазков просто «откосил» от армии. Но я знал его лично. «Откосить», то есть обмануть кого-то Коля был не способен. Да, совершенно определённо он был с психическими отклонениями.

      Всю войну он зарабатывал себе на хлеб тем, что заготавливал дрова москвичам. О чём писал в стихах:

      Живу в своей квартире

      Тем, что пилю дрова.

      Арбат, 44,

      Квартира 22

      Физической силы он был огромной. Любил её демонстрировать: предложить кому-нибудь выжать как можно бóльшую цифру на динамометре, а потом выжать самому намного больше.

      Моё знакомство с его поэзией началось с четверостишия:

      Я на мир взираю из-под столика

      Век двадцатый – век необычайный

      Чем столетье интересней для историка

      Тем для современника печальней

      Не помню уж, в какой из московских газет в конце пятидесятых разносили самиздатовский журнал «Синтаксис». Но эту цитату я запомнил сразу. И с Сашей Ароновым через некоторое время посетили Глазкова, с которым я и познакомился.

      Коля оглушил феерической иронией своих стихов. «У меня их много», – предупредил он и читал весь вечер. «Заходите, – сказал он, провожая нас, – продолжим чтение».

      Я любил бывать у него. Всегда среди уже знакомого находилось у Коли что-то новое, мною не слышанное. Не скажу, что всё написанное им, мне нравилось. У него было много трухи. Кстати, именно её печатали чуть позже, когда стали выпускать его книги. Но я всё прощал ему за его лучшие вещи.

      За:

      Господи, вступися за Советы,

      Сохрани страну от «высших рас»,

      Потому что все твои заветы

      Нарушает Гитлер чаще нас.

      За:

      Мне говорят, что «Окна ТАСС»

      Моих стихов полезнее.

      Полезен также унитаз

      Но это не поэзия.

      За:

      От моря лжи до поля ржи

      Дорога далека.

      За:

      И неприятности любви

      В лесу забавны и милы:

      Её кусали муравьи

      Меня кусали комары.

      За:

      Тает снег, лежащий на крыше,

      Ибо так установлено свыше

      Но чувствую, пора остановиться. Долго ещё можно цитировать. Много ещё можно цитировать. Глазков это предвидел. Потому и писал:

      Поезд едет ду-ду-ду,

      Чрезвычайно скоро.

      Он везёт не ерунду,

      А стихи Глазкова

      И за будущие дни

      Я не беспокоюсь,

      Потому что искони

      Верю в этот поезд.

      Умер Николай Иванович Глазков 1 октября 1979 года.

***

      Григорий Иванович Коновалов (1 октября 1908 – 17 апреля 1987) был известен читателям прежде всего по своему роману-дилогии «Истоки», над которым работал 8 лет (1959—1967) и за который получил Госпремию РСФСР и Первую премию по итогам конкурса на лучшую книгу о рабочем классе.

      Вообще-то роман Коновалова словно списан с таких произведений Всеволода Кочетова, как «Журбины, «Братья Ершовы». У Коновалова тоже в центре – история семьи. Крупновы – потомственные волгари. Глава семьи Денис Крупнов прошёл царскую каторгу, Гражданскую войну.

      На страницах этого романа о рабочем классе возникают исторические фигуры Гитлера, Риббентропа, Черчилля, Рузвельта. Денис Крупнов вспоминает о своей беседе с Лениным, Матвей Крупнов, профессиональный дипломат, наблюдает работу Тегеранской конференции, а Юрию Крупнову ещё до войны довелось встречаться и беседовать со Сталиным.

      С удивлением прочитал я в воспоминаниях Валентина Сорокина о Коновалове, что