Нью-Йорк. Таня Родина

форы, знаешь. Лучше просто их закрыть, чтобы они перестали казаться такими важными.

      В холодильнике давно погибли все съестные припасы, от этих печальных мыслей меня спасает телефонный звонок, и трубка тотчас падает прямо в ладони.

      – Приезжай ко мне.

      И серенада гудков распадается на тысячи осколков. По мне стекает вода, я только что выскочила из ванной.

      Конечно, я знаю, кто это. Его голос трудно спутать с кем-то другим. Как прогнивший апельсин, обступленный ореолом скисших сливок. А сверху зрелая вишня. С прожорливым червяком внутри. Необычное сочетание, правда? Вот и Его голос почти такой же.

      Начинаю напяливать на себя разные вещи, чтобы прикрыть естественную наготу. Смотрюсь в зеркало и вижу себя, ничего удивительного – всё тот же человек с чуть разбитым носом. Интересно, что Он скажет. Наверное, ничего. Он вообще почти не говорит. Только тогда, когда Ему что-то нужно услышать в ответ.

      Ещё у Него слишком длинные ноги, они могут даже убить, если вступят в заговор с его беспечным мозгом, тогда от моего снежного тела вряд ли что останется. Только кости, которые без труда можно отдать огню в апельсиновой печи времени. Шерстяной свитер на всё ещё мокрую спину.

      Глава 3

      – Ну и ну.

      Он открыл дверь и увидел в её промозглом проёме только мой нос. Пригласил его войти, с ним зашла и я.

      Его квартира – как Он сам. Повсюду гремят какие-то звуки, на потолке висят картины, а пол измазан остатками всего, что бывает в этом сумасшедшем пространстве. Но я люблю это место. Он всё время кормит меня салатом из овощей и смотрит только в глаза. Сегодня Он смотрит в мой нос. Я чувствую это, но меня ничего не беспокоит. В этом месте всегда безмятежно и можно ничего не делать, ни о чём не думать, ничего не говорить. И чувствовать что-нибудь тоже никто не требует.

      Он хочет, чтобы все его женщины думали, что он художник. Поэтому он купил картины своего невнятного друга и вздёрнул их на свой желтоватый потолок. А в центре комнаты для вида стоит хмельной мольберт, с которого я по воскресеньям стираю пыль. Но сегодня среда, и ещё есть время.

      Кухня залеплена грязными шторами и чёрным покрытием обоев. Здесь темно, как в бабушкином гробу, но мне не страшно, мне спокойно. Даже по-своему уютно.

      Он достаёт зеленку и начинает методично рисовать мне усы, как у дворовой кошки. Я и есть дворовая кошка, поэтому не сопротивляюсь суровой действительности. Затем он принимается за нос и аккуратно лечит меня. Он врач по образованию и должен лечить больных стариков и старух с обвислой грудью за маленькие деньги, но вместо этого бесплатно врачует меня. Он спит с миллионами дам, но лечит только меня. Хотя, некоторым из них не помешало бы подлечиться.

      Тебя интересует, была ли у нас с ним любовь. Это ясно, что тебя это интересует, и не говори «нет».

      Но её не было.

      Он потягивается на стуле, после