Моховая, 9-11. Судьбы, события, память. Сборник статей

замуж, в капиталистическую страну поедет?» – моя мама, Зинаида Игнатьевна, ответила (надо заметить, что она участвовала в комсомольской самодеятельности города Железнодорожный, тогда – Обираловка, и умела произносить речи весьма пламенно, но правдиво, по системе Станиславского):

      – Это я у вас хочу спросить, куда вы смотрели. Я-то вам ее сюда в Москву учиться прислала. Девочке в семье были привиты хорошие взгляды. Как же вы работаете с молодежью? Мы вам детей своих, можно сказать, доверяем, надеемся на вашу воспитательную работу, а вы вон как. Что же это у вас за воспитательная работа? Это одна халатность, а не работа с молодежью.

      Больше ее ни о чем не спрашивали. Отпустили с миром.

      А вскоре Дино и Женя сыграли студенческую свадьбу.

      Правда, не обошлось без сложностей. Дело в том, что Женя закончила филфак на год раньше, чем Дино. По закону, как замужняя женщина, она могла остаться с мужем, в Москве. Но наш отец сказал: «Нет, Женя, отработаешь государству за свое обучение в поселке, под Ульяновском».

      Молодой супруг приехал к тестю, пытаясь его уговорить:

      – Александр Борисович, ведь Женя может от распределения отказаться, как замужняя женщина.

      Ответ был суров:

      – Нет, Дино, это нам не подходит.

      – Но ведь по закону она может остаться в Москве, жить с мужем, у меня комната в общежитии на Ленинских горах…

      – Нет, Дино, это нам не подходит. Государство ее учило, она должна отработать.

      Пришлось ему вернуться в Москву ни с чем. А Женя поехала на год учительствовать в посёлок Вешкайму, Ульяновской области.

      Это был интернат для неблагополучных детей. Дети полюбили ее. Она делала с ними теневой театр, рассказывала про Москву, у нее была ангельская внешность. Целый год на уроках труда они, под ее строгим присмотром, вырезали фигурки для показа спектакля «Кот в сапогах», наклеивали их на картон. Работа требовалась филигранная. Но в конце года была премьера. Кукловодами были сами дети. В тот день весь интернат был счастлив.

      Одно только ребят не устраивало: карманы на пальто доброй и красивой учительницы из Москвы были слишком, по их просвещенному мнению, большими. А все непривычное попадало под слово «стиляга». Со стилягами боролись по радио. А тут – у преподавательницы – стиляжьи карманы. Да еще у любимой преподавательницы!

      С этим необходимо было бороться. Чтобы вернуть ей человеческий, вешкаймский, облик, все средства были хороши. Можно было даже «нечаянно» попасть снежком по карману.

      Но один мальчик, очень сильно привязавшийся к московской учительнице, решил действовать методом просьбы и убеждения. Во время ежедневного гулянья он устраивался на заборе и два часа, без остановки, с высоты своей позиции, убеждал:

      – Явгень Ляксанна, а, Явгень Ляксанна. Вы утпорите карманы-ти, а?

      Как тут не вспомнить выражение А. И. Герцена: «Любовь, господа, гораздо догадливее ненависти». Он не кидался снежками, он – убеждал и тем самым оберегал от опасности