Моя мачеха – землянка. Ольга Коротаева

а вывели из криосна, – педантично поправила я и спрятала улыбку. – Где ты таких слов нахватался? На родине?

      – Не помню. – Он поднялся на лапы и, покачиваясь, побрёл к выходу. – До того, как очнулся в центрифуге, – полная чернота!

      – Но имя своё не забыл, – выгнула я бровь.

      – Грех такое роскошное имя не помнить! – рассеянно отозвался он и осмотрелся. – Как это открывается?

      – С помощью кода или отпечатка пальца, – осадила я животное.

      Но Барсилий, изящно подпрыгнув… Не рассчитал высоту и боднул лбом ручку. Дверь открылась. Кот плюхнулся на живот. Помотав головой, буркнул:

      – Ясно.

      И выскочил наружу.

      – Да твою ж… пятую лапу! – возмутилась я и кое-как вылезла из капсулы. Ноги дрожали, словно вес моего тела увеличился вдвое, и будто стонали, что они не нанимались носить это туловище. Упрямо поджав губы, я вцепилась в держатель и поползла к выходу.

      – Первые сутки после криосна полагается провести в каюте, – ворчала вслед неугомонному коту. – Еду принесут… Где ты? Эй, мистер Котовский!

      Но животного и след простыл. Чертыхнувшись, я побрела вперёд в надежде, что найду питомца за первым же углом. Барс тоже плохо контролировал своё тельце и не мог далеко убежать. Оставить его и мысли не возникало. Как сказал док, после криосна возможны галлюцинации и искажение сознания. Как бы мой болтливый сосед не открыл кому-либо нашу тайну.

      Когда проходила мимо дверей с ярко-жёлтым значком, услышала короткое мяуканье. Остолбенев, недоверчиво посмотрела на переход в шаттл.

      – Быть не может!

      Разве мог Барс туда пробраться?

      Ответа не требовалось. Я до сих пор в недоумении, как кот оказался в центрифуге.

      Делать нечего.

      Оглядевшись, я убедилась, что никого не видно, а затем быстро набрала свой код. Дверь с шипением отошла в сторону, и я нырнула внутрь. Прислушиваясь к невнятным звукам, раздающимся где-то впереди, шла вперёд до тех пор, пока не попала в маленькое круглое помещение, где уберётся только один человек.

      Ну и кот.

      Последний обнаружился под креслом пилота и догрызал кем-то забытый хлеб, хотя тёмный старый сухарь трудно назвать этим словом. Тем не менее у меня вдруг рот наполнился слюной, потому что в нос ударил терпкий аромат ванили.

      Услышав, как я сглотнула, Барсилий прижал уши и неохотно отстранился.

      – Хочешь? – всё ещё прижимая лапой остаток хлеба, предложил он.

      – Нет уж, – хмыкнула я и устало рухнула в кресло. – Не хочу в первый же рабочий день свалиться с несварением. Наслаждайся!

      Кот с урчанием догрыз сухарик и, облизав с пола крошки, неожиданно грациозно воспарил на приборную панель. Важно прошёлся по ней и перепрыгнул ко мне на колени.

      Вот только задел при этом лапой кнопку. Шаттл изнутри осветился множеством огней, дверь сзади с шумом захлопнулась, и нас ощутимо тряхнуло.

      – Что это? – вжался в меня