Жуга. Осенний лис. Дмитрий Скирюк

глиняные свистульки – толчётся ребятня. Тут куски крашеной ткани, там платье, дальше – больше: обувь на любой вкус и размер, крынки-корчаги, стекло, корзины плетёные, шляпы разные, вёдра-бадьи, шайки-лейки… Узколицый голубоглазый малый в немецком платье торговал зеркалами. Зеркала были на диво ровные, ясные, бросали в толпу яркие солнечные зайчики. Жуга поднял голову, посмотрел на отразившуюся в зеркале скуластую физиономию с копной рыжих волос. Поджал губу.

      Подошёл Реслав.

      – Что, залюбовался? – добродушно осведомился он.

      – Да уж, что и говорить – неказист. – Жуга постыдился сказать, что видит зеркало впервые в жизни. То есть своё отражение он, конечно, видел – и в лужах, и в реке, но чтобы так…

      Реслав вдруг резко обернулся и отвесил затрещину оборванному чумазому пацану, вертевшемуся за его спиной.

      – А ну, сгинь, пострел! – Пощупал кошелёк за пазухой – не стащили ли.

      Из толпы вынырнул Балаж.

      – Ф-фу! Насилу вас нашёл. – Он вытер пот рукавом. – Жарко! Пошли дальше, что ль?

      Потянулись ряды с разной живностью: утки-гуси, свиньи, прочая скотина. Здесь стояло множество телег, воняло мокрой шерстью и навозом, продавцы и покупатели торговались, спорили, бранились, ударяли по рукам. Троим приятелям тут тоже делать было нечего, и Реслав поспешил свернуть в обжорный ряд, где румяные разбитные торговки сбывали фрукты-овощи, масло, яйца и молоко. Здесь тоже толпился народ, шныряли нищие. В воздухе тучами летали мухи.

      – А почём твоё масло, хозяйка? – подмигнув приятелям, подъехал Реслав к одной из них.

      – Три менки крынка, хлопчик.

      Реслав состроил озадаченную мину:

      – У! Дорого… Да хорошее ли масло-то?

      – Как не хорошее! Да ты спробуй, сердешный, спробуй, коль не веришь…

      Реслав выудил из кармана добрый ломоть хлеба, подцепил ножом кус масла. Размазал, сжевал.

      – Ну?

      – Чтой-то не разобрал, – неуверенно сказал он. – Может, у соседки лучше?

      – Лучше? Да разве ж у неё масло?! Это ж обрат один! Глянь-ка сам!

      Соседка затеяла перебранку. Реслав незаметно перешёл к следующему лотку.

      – Смекаете? – обернулся он к Жуге и Балажу. – Только шибко не жадничайте, понемножку берите. Базар большой.

      Дважды повторять не пришлось. Приятели двинулись вдоль рядов, пробуя масло, творог, сметану. Зачерпнули жменю семечек, закусили яблоками, грушами. Напоследок выпили квасу на полушку и, заморивши червячка, пришли в хорошее настроение. Дела и заботы на время отступили, людской поток вынес троицу на окраину, где близ широких богатых улиц крутились разные веселья. По пути попалась пёстрая толпа цыган. Пели, плясали, водили медведя. Медведь фыркал, мотал длинной узкой мордой, вставал на задние лапы, тоже плясал, косолапо, неумело. Народ веселился, но почему-то было жаль топтыгина.

      – Береги кошельки, хлопцы! – весело прикрикнул Реслав, рассекая плечом толпу. – Цыгане, они ушлые – детей в рванину обряжают, да золото возами возят!

      Молодая