Год лягушки. Светлана Сухомизская

и правый угол рта не двигался.

      Может, он не поцеловал меня из гигиенических соображений?

      5

      Чувства кипели, бурлили и переливались через край. Поэтому, вместо того, чтобы отправиться прямиком в редакцию, я выскочила на улицу, отбежала подальше от входной двери, набрала Катькин номер и, едва услышав ее голос, взвизгнула:

      – Сработало! Сработало!!!

      – Что сработало? – не сразу поняла Катька.

      – Фэн-шуй! Он подействовал!

      – Ты с кем-то познакомилась? – Катьке явно хотелось взвизгнуть погромче моего, но приходилось сдерживаться.

      – Да! Он врач! Стоматолог! Его зовут Богдан! Богдан… – я поднесла к глазам визитную карточку. – Ой, у него такая фамилия! Смешная!

      – Богдан Пекло? – спросила Катька странным голосом.

      – Да, – растерянно ответила я. – А что, ты его знаешь?

      – Не по телефону! Надо срочно увидеться.

      – Но ты ведь не расскажешь мне о нем ничего плохого? – встревожилась я.

      – Ну, я расскажу, а плохое или хорошее – это ты сама решишь, – уклончиво ответила Катька.

      Нельзя сказать, что тревога моя от этих слов стала меньше. Я попыталась вытащить из Катьки хоть что-то успокаивающее, но толку не добилась.

      – Через час приеду! – пообещала я. Любопытство разрывало меня на части.

      Зубная боль, конечно, прошла, но повод не ходить на Гангренину пирушку остался – и самый законный. И потом, все равно – дожидаться вечера, чтобы узнать Катькину секретную информацию о моем докторе было выше человеческих сил.

      – Как твой зуб? – прокричала сердобольная Манечка Сергевна, когда я проносилась мимо ее комнатки по коридору.

      – Все в порядке, залечили, – отозвалась я, не замедляя шага. – Спасибо!

      Не успела я войти в наш кабинет, как Аглая, торопливо выключив радио, певшее голосом Паваротти, возбужденно воскликнула:

      – Ничего себе! Он за нас заплатил, ты представляешь?

      – Ну, тогда мне с ним вовек не расплатиться.

      – Что? – Аглаиному потрясению (и, кажется, возмущению) не было предела. – Он что, ничего не взял с тебя за лечение?!

      Я медленно кивнула, прикрыв для большей выразительности глаза, села в свое кресло, не снимая дубленки, и принялась левой рукой шарить по сумке в поисках губной помады. Правой рукой я в то же время заносила в память мобильника телефон Богдана, сверяясь с визитной карточкой, которую положила перед собой на стол.

      Заново нарисовав губы (господи, сколько ж раз на дню надо проводить эту процедуру? это же никакой помады не хватит!), я сказала Аглае:

      – Скажи Гангрене, что я перенесла невыносимые страдания, и после перенесенного наркоза у меня наступила слабость, дурнота, рвота, понос, головокружение, метеоризм и предсмертная икота. Так что я уползла домой, чтобы умереть вдали от нескромных взоров.

      – Он что, назначил тебе свидание? – в глазах Аглаи горело жадное любопытство.

      – Пока нет, – ответила новая, неотразимая и таинственная я. Прощально взмахнула крылом и упорхнула, оставив после себя