Остап Бендер – агент ГПУ. Анатолий Вилинович

Адам Казимирович, вы как-то говорили, что хотели бы открыть свое таксомоторное предприятие, – посмотрел на непревзойденного автомеханика Остап.

      – Говорил, Остап Ибрагимович, разумеется, неплохо было бы, – кивнул головой Козлевич.

      – Так может, давайте и откроем? Вот только я думаю, где? Здесь, в Крыму? Так лучше было бы, открывать таксопарк в курортный сезон. В Мариуполе? – продолжал медленно рассуждать вслух Бендер. – Город небольшой, по сравнению с другими городами, приезжих в осенне-зимнее время будет немного, да и весной. А вот если открыть таксомоторный парк в большом городе…

      – Эх, в Киеве!.. – воскликнул Балаганов.

      – Да, неплохо было бы, – ответил Остап. – Но нам там нежелательно показываться после нашего развенчанного «ДОЛАРХа», камрад Балаганов, к сожалению, – ковырнул носком туфли гравий он. И задумался.

      Так они сидели, обсуждая варианты своей дальнейшей деятельности, благодаря которой они хотели получить миллион.

      Был вечер, но было еще светло. Сквозь пальмы и кроны платанов, на поляне за аллеей, просматривалась даль моря с ясным горизонтом. Головки цветов, растущих между волосистых стволов пальм, покачивались от легкого бриза. Трое единомышленников некоторое время молчали, затем Остап сказал:

      – Да, если бы наш ДОЛАРХ не засветили энкаведисты, то в Киеве… – и вдруг запнулся, посмотрев в конец аллеи.

      Посмотрели туда и его компаньоны и, увидев людей приближающихся к ним, даже привстали.

      То, что Бендер увидел, его подбросило, как пружиной. Он готов был взлететь, как дичь, почуяв опасность, вскочить, убежать, как олень от охотников, но было уже поздно, и он остался сидеть между своих единомышленников. Сидел и не отводил взгляда от приближающихся к ним, начальника Крымского ГПУ Ярового и довольно плечистого мужчины. А между ними он отчетливо увидел хорошо знакомую ему энкаведистку Клару. Она смеялась, слушая каламбур идущих с ней мужчин.

      Здесь следует сказать несколько пояснительных слов…

      Было время, когда власти всегда и во всем видели заговоры. Если власть была у белых, они видели заговоры красных. Если власть была у красных, то они видели заговоры белых, так называемых контрреволюционеров. И те, и другие власти мешались на заговорах. Они видели их там, где их и не было вовсе. Были ли заговоры и тех и других, не было заговоров ни красных, ни белых, но при таком уже привычном положении в период гражданской войны и после нее, много виновных и невиновных людей арестовывалось. Их допрашивали, избивали, пытали и расстреливали. Красные, – как врагов революции, Советской власти, белые, – как людей продавшихся большевикам, как изменников царю и отечеству. И если белые много расстреливали таких, то красные по лозунгу Ленина: «В ответ на белый террор – ответим нашим, красным террором!», расстреливали без должного суда и следствия тысячи и не так врагов народа, как просто подозреваемых и неугодных этим самым большевикам. Для этого была создана Чрезвычайная комиссия во главе с Дзержинским.