Пастухи счастья. Александр Тихорецкий

ненавистное… Это все о Солнце, – забавно, да? Кто-то открыл: любое прилагательное применительно к Солнцу, подряд, наугад, даже в такой откровенно топорной парадиастоле – будет к месту, откроет, раскрасит, живописует. Разбудит. Кто-то… Кто же это был?.. Кажется, какая-то девушка… да-да, точно – девушка… Она говорила, что такой ряд будет бесконечен, потому что бесконечна мысль, и бесконечно слово, и Солнце – тоже бесконечно, и весь этот лингвистический калейдоскоп – простейшая модель чуда, наглядное его подтверждение. Кто она? ее имя? – не помню, не вспомню – размыло, размазало, стерло; искалечена, исколота память. Темно-фиолетовые глаза, волна русых волос, детская округлость локтя… Рыжая полоска пляжа, блики на воде, птицы, небо, лето… И голос, ее голос… Я любил ее. Любил? А что это значит? Нет, не могу, сейчас даже и не понять, не приблизиться к тому пониманию; даже и думать больно. Не могу – здешним, сегодняшним, грязным – по чистому, белому, белоснежному, и только – боль, отчаяние, запоздалые, напрасные, оправдания-сожаления-надежды – как тогда все было хорошо, да неужели так было, неужели больше никогда!.. И горечь, презрение – растерял, разбазарил, как мог?

      Разве безумие – не единственная свобода в мире здравомыслия? Почему бы не вырваться в мир без границ, за рамки и шоры, из тьмы в свет, к Солнцу? Тот, кто забудет, откуда прибыл, не вспомнит, куда идет?..

      Простые истины не привлекают слабых, потому что не оставляют места для самооправдания, – красиво, как по-вашему? Это – обо мне. Сижу, плету паутину, мастерю днями вот такие поделки-макроме. От нечего делать, чтобы не сойти с ума – и это в сумасшедшем доме! смешно, правда? Ау, люди! Напоминаю себе паука, мглистое, пещерное чудовище – из темноты кромешной, из теплой сырости…

      И уже ничего не боюсь, и очень не хочу, чтобы меня боялись другие; я устал от своего и чужого страха. Пусть – не счастье, не свет, но хотя бы тишина, покой. Душевный и физический штиль, равновесие. Впрочем, страхи тоже бывают разными. Большинство людей считают их слабостью, но страх поражения, например, делает сильнее. С другой стороны поражение не может быть выбором силы, тогда в чем же сила? – опять в страхе? В страхе страха? в страхе его не испытать? Господи! Как же все запутано! Распутать, разобраться бы со всем этим, но – спрятано, замуровано глубоко-далеко, укрыто масками и ложью, слоями, пластами лжи; ведь даже и сами с собой мы не всегда искренни. И над всем этим – развязненьким девизом, крапленым ржавеньким резюме: талант лжеца – убедить остальных в том, что он не умеет лгать. А я – лжец, ох, лжец, господа…

      III

      Когда-то, в прошлой жизни (в одной из? в которой?) я вычитал, что любая судьба – лишь повторение, слепок (в той или иной степени) универсального сюжета, так называемого путешествия героя, – череды испытаний и трансформаций, осилив которые этот самый герой разрешается подвигом. Казалось бы – ничего сверхъестественного, стандартный фольклорно-казуистический