Голоса возрожденных. Макс Маслов

Голубые глаза сияли словно сэ́йланжские по́фы, пухлые губы манили собой прекрасных лесных дриад, облюбовавших все правящее гнездо. Его мускулы, прикрытые минимум одежды, говорили о том, насколько усердно он отдавал себя тренировкам по выносливости Ку́лта. Темная кожа сходилась на обнаженной спине, как и на груди, розоватыми пигментными пятнами, больше напоминающими спиралевидные узоры, нежели что-то хаотичное. Очень часто старая Баки́на, словно заботливая мать, гладила его плечи, склоненные перед ней, чувствуя к нему ничем не объяснимое родство. Ему было восемь тысяч триста тридцать пять лун, ей же уже и не сосчитать. Но когда он родился из утробы прислужницы Пи́тты, но́рф Визрео́н доживал свои последние дряхлые дни, а наследнице власти было уже ни много ни мало, а семнадцать тысяч лун.

      «Эти луны превращают нас в прах», – подумала Баки́на, присев на окостенелые корни великого трона.

      Но́рф Ге́ссар, вооружившись белым пером, пергаментом и горшочком с черной смолой деревьев Э́ку, произрастающих возле отрога изгоев, сидел по правую руку от шаманки и был готов писать по-кэру́нски ее высшую волю. За возвышением, на котором находился трон, простирались ступенчатые насесты, на них восседали представители касты «белых сов». Шаманы, разодетые в травяные одежды, покуривали в костяных трубках ди́сову траву, похихикивая от образов, снизошедших в их пустые головы. Когда-то, а точнее восемь лет назад, ее завезла сюда плодотворица Са́лкса, старая Бирви́нгия, получающая за это маленькое удовольствие, выращенное на собственных полях, три тысячи изумрудных пет в год. А нынче, к слову сказать, она снова находилась в этом природном зале, но уже пленницей, закованной в прочные цепи. Место, которое было ей отведено, находилось на самом нижнем пороге, сразу после насестов, где располагались служители из касты тенистых ру́м и воины когтистых псов. Они-то ее и держали, как собаку на крепкой поводке.

      – О великая королева Са́лкса, – надменно обронила Баки́на, – пиши, мой Ге́ссар.

      Юный но́рф, макнув кончик пера в горшочек, принялся выводить на пергаменте стройные буквы.

      – С прискорбием к вашему положению, по отношению к зирда́нскому варвару, я вынуждена принести вам еще больше плохих новостей.

      Баки́на взмахом руки, родившим напористый ветер, повелела служке принести курительную трубку и поджечь в ней щепотку травы. Та поспешно исполнила ее волю, склонившись перед ней, как подобало самой низшей касте.

      – Во время притаргского заката, – продолжила она, – что воспылал три луны назад, заката ами́йских охотников и диких воплей из бездны Гесса́льских вод, мои воины узрели растерзание вашей «Северной Пирэ́ллы». Она проплывала возле берегов А́скии, когда от буйства или же возмездия подводных сущностей, нарекаемых Гива́лами, ее мгновения были сочтены.

      Лживая старуха выпустила из легких потоки дыма, что, клубясь, походили на бестелесный духов.

      – А ты освоила кэру́нский! – чья-то напористая речь пламенем