Уругуру. Алексей Санаев

о догонах, но рассчитывать на сопровождение в экспедиции было бы с моей стороны слишком наивным. К тому же памятуя, как он обошёлся с моим несчастным приятелем Чезаре, который, честно говоря, был прав, когда говорил, что этот спесивый чёрный…

      – Алексей? – послышалось сзади, и я немедленно вскочил с места, потому что голос и акцент Амани Коро никак не соответствовали моим ожиданиям.

      Если кто-то и рассчитывал на сюрприз, то сюрприз явно удался. Наверное, мне не стоило удивляться так откровенно. Я много раз представлял себе разговор с этим пресловутым искусствоведом, заранее готовился к возможным поворотам и нюансам нашей беседы. А теперь стоял, держась рукой за спинку железного стула, и вспоминал, как будет по-французски bonjour. И выглядел, полагаю, по меньшей мере глупо.

      Эти несколько секунд моего изумления нисколько не смутили Амани Коро. Она стояла передо мной, улыбаясь и покачивая зажатой в руке кожаной сумочкой, и щурилась от солнца за стёклами очков в тонкой золотой оправе.

      Конечно, не было ничего удивительного в том, что Амани Коро оказалась женщиной. Собственно, никто мне и не говорил, что это мужчина. Но почему-то я был в этом уверен и уж точно никак не был готов к разговору о догонах и Чезарес красивой и элегантной молодой женщиной.

      Да, Амани была из тех африканок, которых любой белый человек без тени сомнений назвал бы красивыми. Такие лица попадаются в Африке редко, и большинство из них точно соответствуют критериям европейской красоты, потому, видимо, и нравятся европейцам. Ровный прямой нос, тонкие губы, узкий овал лица и довольно пышные волосы, изящная фигура – такой внешности могла бы позавидовать какая-нибудь «Мисс Мали», если она вообще существует на свете. А французская косметика и золотые очки придавали внешности Амани ту европейскую интеллигентность, которая, скорее всего, редко встречается среди догонов.

      Ей было, наверно, лет тридцать, но очки и строгий юбочный костюм делали её немного старше. И я, если честно, был очень рад видеть весёлую, беззаботную, молодую улыбку на её лице. Иначе, думаю, я не знал бы, что и сказать. А так я лишь улыбнулся ей в ответ и перевёл взгляд на серо-голубое парижское небо, чтобы скрыть смущение:

      – Да, здорово это у вас получилось, мадемуазель Амани!

      – А то, – рассмеялась она, удобно усаживаясь на мой стул и закидывая ногу на ногу. – Так вам и надо. Небось предполагали увидеть здесь «негра преклонных годов»?

      Второй удивительной новостью был русский язык Амани Коро, на котором она произнесла последние три слова.

      Моё имя, произнесенное с явным русским акцентом, уже недвусмысленно говорило о недюжинном владении русским языком.

      – Где это вы так выучили Маяковского? – спросил я по-русски.

      – В Москве, – ответила она мне и снова перешла на французский: – Я получила первое образование в Москве, в РГГУ. По профессии историк. Но это было шесть лет назад, я сейчас уже плохо помню язык… Чуть-чуть! – произнесла она снова