Не отпускай моей руки. Александра Турлякова

через его многодневную щетину. И он усердствовал больше всех, а когда Арольд, закрываясь, просто машинально ткнул его предплечьем в грудь, принеся боль, вспылил, ударил в ответ по лицу раскрытой ладонью, разбивая губы. Шепнул зло:

      – Держи свои руки при себе, мелкий ублюдок…

      – Я – не ублюдок, – выдохнул Арольд в ответ, – мои родители графской крови… И я… – Но его перебили, не дав договорить, остановили второй пощёчиной.

      – Да ты что! А давай, я пущу тебе кровь, щенок, и мы посмотрим, какого цвета твоя эта графская кровь? Отличается ли она от какой-нибудь другой или нет? Как ты на это смотришь?

      Он тряс Арольда за шиворот, и завязки плаща впивались в горло. Пленный не ответил рыцарю, и тот, ещё больше разозлившись, отвесил две пощёчины графскому сыну, а потом притянул его лицом к себе и, глядя на разбитые губы пленного, заговорил:

      – Смотри, щенок, твоя кровь такого же цвета, как у меня, как у всех, видишь? – Он раскрытой ладонью мазанул Арольда по окровавленным губам, а потом показал её ему, прямо к самому лицу поднёс. – Ну как, видишь?

      Арольд перевёл глаза с этой ладони на лицо рыцаря и уставился прямо в тёмные зрачки. Молчал.

      – Знаешь, мальчик, я пожил подольше тебя и скажу, в бою одинаково гибнут все: и бароны, и графы, и простые солдаты… Молись, чтобы наш сеньор не умер… Иначе я вытрясу тебя из твоей графской шкуры… Понял? – Встряхнул Арольда за грудки и ещё раз спросил шёпотом: – Понял ты или нет, мелкий ублюдок?

      – Отпустите меня… Уберите руки…

      – А то что? Ты мне угрожаешь, что ли? Мелкий ты щенок…

      Он снова тряс Арольда и бил пощёчинами по лицу, хлестал раскрытой ладонью больше для унижения, чем для боли. Тот закрывался руками и отворачивался, зло глядя на взрослого рыцаря. Потом кто-то его товарищей, из тех, кто стояли рядом, не выдержал всё же:

      – Ладно, Гарвин, оставь ты его в покое. Его под Орантом даже не было, что уж зря мучить парня…

      – Это ж я разве его мучаю? Это я с ним ласково.

      Третий, стоявший рядом рассмеялся громко так и по-молодому весело, и на этот смех подошла дочь графа Годвина. Сразу же набросилась, по-девичьи звонко ругая рыцарей:

      – Что вы делаете?! Как вы можете?! Вас же четверо, а он один! Разве это честно, господа? Как вы можете так? Вы же рыцари! Что на это скажет ваш сеньор? Как же так?

      – Наш сеньор серьёзно ранен… – ответил ей один из рыцарей, стоявший простой просто в стороне от всех, безучастный от усталости.

      – Прекратите! Перестаньте! Хватит!

      Эллия кинулась к рыцарям, пытаясь остановить их. И Гарвин отшвырнул пленного графского сына к каменной стене колодца, успев ещё пнуть его под рёбра, отчего Арольд задохнулся и закашлялся.

      – Хватит! – Эллия, стиснув кулаки, встала перед рыцарем и смело глянула ему в лицо снизу вверх. – Что вы делаете?!

      Рыцарь отступил от неё назад, с улыбкой поднял вверх раскрытые ладони, сдаваясь перед решимостью и мужеством молодой девушки.

      – Извините, миледи, мы… я не смог пройти мимо.

      – А если граф