Выключатель тьмы. Мария Фомальгаут

ответил – к потомкам. Шагнул за дверь. Я шла за ним, еще успела отпрыгнуть, до сих пор помню лешкину кровь, брызнувшую мне в лицо.

      Димулька ответил к подросткам, Димулька провалился в бездну, это я хорошо помню. И Эвелину помню, которая ответила – к девушкам. Аминь.

      Потолок опускается все быстрее.

      Отвечаю – к соснам.

      Вхожу в комнату, уже нисколько не сомневаюсь, что сейчас мне отрубят голову.

      – Пришла?

      Вздрагиваю. Больших мужчин не видела никогда, ну как никогда, был у нас один раз взрослый мужичище, Антон, о нем никаких воспоминаний не осталось, только как он с пеной у рта доказывал в какой-то задаче, клиновидная это кость, клиновидная, потом набрал на клаве – клиновидная, шагнул за порог…

      Больше его не видели.

      А этот незнакомец… глаза с хитрецой, волосы с сединой, губы с усмешкой.

      – Пришла?

      – Ага…

      – А давай я тебе чаю соображу, раз ты молодец такая, пришла…

      – Ирина.

      – Чего?

      – Ириной меня зовут.

      – А-а, а я Фей Феич.

      – Фея, она же женского рода.

      – То фея. А я Тимофей Тимофеич, вот.

      Задаю протокольные вопросы.

      – А вы давно здесь?

      – А… с самого начала.

      – С начала чего?

      – Всего.

      – А как сюда попали?

      – Да… как все это построил, так и попал.

      – А там, снаружи что?

      Фей Феич делает какой-то неопределенный жест, мол, лучше и не знать.

      – Молоток, девка, молоток, вырастешь, кувалдой будешь…

      – А это что значит?

      – Узнаешь… узнаешь… Вон, выучу миром управлять, – кивает на скопище экранов и клавиш, – далеко пойдешь…

      Начинаю понимать. Фей Феич отворачивается, хлопочет над чайником, бормочет что-то, бли-ин, есть-то нечего, я ж гостей не ждал. Ничего, счас со склада чего-нибудь притараканим…

      Осторожно вытаскиваю свой парабеллум, в жизни не стреляла в живую мишень…

      – …пирог… или курочку какую принести, гриля будешь?

      Разряжаю парабеллум. Нехорошо получилось, он как раз обернулся, пули его как-то наискосок прошили, Макс бы сказал – грязно сработано.

      Шмякается на линолеум. Бросаюсь к нему, может, еще живой, не хотела я так, не хотела, счас встанет, наподдаст, мало не покажется.

      Нащупываю жилку на шее.

      Понимаю, что уже не встанет. И не наподдаст.

      Перебираю клавиши, знать бы еще, что к чему, теперь я этого никогда не узнаю, опен, опен, только бы не ошибиться, жму на опен…

      ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ ОТКРЫТЬ ЛАБИРИНТ?

      Понимаю, что нажала правильно.

      Выхожу из лабиринта. Наверное, последняя. Все пленники уже разбежались. Оглядываю громадину того, что было нашей тюрьмой, почему-то изнутри она казалась гораздо больше, чем снаружи. А может, так и есть, изнутри она больше. Кто знает, сколько измерений там понатыкано, четыре, пять, десять, миллион…

      Выхожу. Надо куда-то идти, надо вспоминать, как жила до того, как, если вообще жила. Идти куда-то, в полицию, а к вам лет пять назад не обращались, что девочка пропала,