Белые одежды. Не хлебом единым. Владимир Дудинцев

институт тоже упомянут?

      – У нас же еще ревизия не кончилась, – вставил статный Краснов, слегка выпятив фарфоровые глаза наглеца. – Данные про нас еще не поступили.

      Все сразу смолкли от его бестактности. Федор Иванович покраснел.

      – Тебе-то, товарищ Краснов, ничто не грозит, – сказал Цвях. – Ты же мичуринскую науку вон как поддерживаешь…

      «Ну мой „главный“! Ну штучка!» – повеселев, подумал Федор Иванович.

      Так поговорив, все прошли вглубь оранжереи. Здесь, на стеллажах, стояли горшки и ящики с разными растениями, и он сразу узнал высокий ветвистый стебель красавки с несколькими колокольчатыми фиолетово-розовыми цветками.

      – Чей это ящик? – спросил Федор Иванович, сразу заинтересовавшись.

      – Это мое творчество, – снисходительно к самому себе сказал Стригалев. – И дальше все мое, Елены Владимировны Блажко и аспирантов.

      – А что у вас здесь делает «Атропа белладонна»? – Федор Иванович не отходил от красавки, он сразу почуял интересный эксперимент.

      – Она же пасленовая. Я привил ее на картофеле. Видите, как пошла! Все картофельные листья оборваны, но, представьте себе, завязались картофельные клубни! Разрешаю подкопать…

      – Очень интересно! – сказал Федор Иванович и, отложив в сторону свой блокнот, запустил руку в мягкую теплую землю. Пальцы его сразу же уперлись в большой твердый клубень. – Очень интересно! – сказал он, отряхивая пальцы. – Прививка сделана до завязывания клубней?

      – До завязывания. Мы ищем подходы к отдаленному…

      – Да, я сразу понял. – Федор Иванович поспешно кивнул и встретился взглядом со Стригалевым. – Надо собрать клубни и проверить на алкалоиды, на атропин. Надо все точки ставить до конца, – сказал он со значением.

      «Рискованно работаешь, – подумал он, поглядывая на Стригалева. – Атропина в клубнях может не оказаться, и это будет хорошая дубина у вас в руках. Против нашего… против мичуринского направления…»

      Ему не хотелось бить этого человека, так неосторожно подставившего себя под удар. «А имею я право бить за это? – вдруг спросил он себя. – Ведь это должны были проделать мы, прежде чем громогласно заявлять…» Он то и дело принимался изучать Стригалева с растущим болезненным интересом. Лицо Ивана Ильича было подернуто желтизной худосочия, кое-где были заметны фиолетовые пятна заживших чирьев – как потухшие вулканы, а один – около кадыка, – похоже, действовал, был залеплен марлевым кружком.

      Стригалев продолжал докладывать:

      – Очень эффективен метод предварительного воспитания обоих родителей на одних и тех же подвоях…

      Услышав знакомое слово «воспитание», мичуринец Цвях закивал головой.

      – Мы взяли взрослые, уже цветущие растения томатов – сорт «Бизон». На одни из них прививались молодые сеянцы картошки культурных сортов, а на другие – сеянцы дикарей. Когда зацвели – скрещивали дикие привои с культурными. Процент удачи скрещиваний доходил до ста… Здесь, вы видите, дикарь завязал ягоды. Видимо, томат расшатывает наследственную основу…

      Цвях