Точка замерзания крови. Андрей Дышев

лицу Мэд пробежала судорога боли. Она привстала, шагнула ко мне, схватила мои руки и сказала по-немецки:

      – Это ужасно! Зачем ты сюда пришел?

      Она хороший человек, подумал я, глядя в ее влажные глаза. Она мучается от угрызений соывести, будто виновата в случившемся.

      – На место! – спокойно приказал ей Бэл.

      Гельмут положил на стол кусочек хлеба, пожал плечами.

      – Это есть беда, Стас, – сказал он. – Илона не виноват, я тоже не виноват…

      – Перестаньте, Гельмут, – перебил я старика. – При чем здесь вы?

      Тенгиз взял меня за воротник пуховика и заставил сесть на кровать. Глаза его хищно блестели, физиономия просто сияла от восторга.

      – Так ответь мне, переводчик, ты зачем сюда прискакал? Мы ж тебя отпустили, сокол ты наш ясный! А в ту халабуду зачем тайком лазил? – кивнул он в ту сторону, где стоял мой вагончик. – Что ты там искал?

      – Я здесь работаю, – ответил я и с опозданием прикусил себе язык.

      Террористы переглянулись. Тенгиз подсел ко мне и положил руку мне на плечо.

      – Ягодка ты наша! Мы ж тебя, родного, ждем – не дождемся. Что ж ты сразу, на канатке, не сказал, что работаешь начальником спасотряда? Мы б тогда по твоему дражайшему телу не били и пуховичок отдать этому комсомольцу-добровольцу не позволили бы. Тебя же беречь и защищать надо, как родину-мать.

      Я молчал. Бэл налил в стакан водки и протянул мне:

      – Выпей, а то ты на черта похож.

      – Спасибо, – отказался я.

      – Как хочешь.

      Он выпил сам, выгреб ножом из банки паштет и толстым слоем намазал на хлеб. Я повернулся к Мэд, которая все это время не сводила с меня глаз.

      – Все в порядке? Тебя не били? – спросил я.

      За нее ответил Гельмут:

      – Все в порядке, Стас… Если, конечно, так можно сказать, – сказал он, горько усмехнувшись и добавил: – В России это есть порядок.

      – Ну ты, немчура! – вспылил Тенгиз. – Ты Россию не трожь! Я тебе сейчас Бухенвальд устрою, тогда поговоришь о порядке.

      Гельмут замолчал, но не надолго. Он вскинул седую голову и властным голосом сказал:

      – Вы позволишь мне выпить?

      Бэл усмехнулся и сделал движение головой, мол, нет проблем, наливай. Немец понял, что ему предлагают водки, отрицательно покачал головой и потянулся к своей сумке, лежащей на кровати.

      – Руки! – крикнул Тенгиз.

      Гельмут замер. Тенгиз шагнул к столу, заставил подвинуться Мэд и протянул руку к сумке.

      – Дай сюда!

      Он недолго рылся, потом извлек квадратный штофф с коричневой жидкостью, отвинтил крышку, понюхал, отхлебнул и скривился:

      – Самогонище! Свекольный первач!.. На, дядя, хлебай свои виски!

      Гельмут придвинул к себе два стакана, плеснул в них на сантиметр и протянул граненый мне.

      – Твое здоровье, Стас! – сказал он, поднимая свой стакан и приглашая меня выпить.

      Все-таки, молодец этот старый хрыч!

      Глушков, всеми забытый, никому не нужный и не интересный, сидел в стороне, отщипывал от куска хлеба крошки