Наследник Рода. Дмитрий Цветков

перспективы нарваться на неприятный намек, повод для которого самолично предоставила тридцать дней назад. Это злило, это заставляло нервничать и защищаться от собственных – возможно, и необоснованных – опасений.

      – Вероника, – Марат повернулся и заставил ее вздрогнуть. – Вы действительно лучшая…

      Пустынина нервно улыбнулась и обняла руками плечи, будто на улице было прохладно; если пауза затянется, то она, скорее всего, задрожит на безжалостном июльском солнцепеке.

      Марат отчего-то грустно вздохнул и продолжил:

      – Я не художник – мой разум больше любит цифры и логику… Но то, что вы сделали, да еще в невероятный срок… Это… одним словом, гениально. Даже такой истукан, как я, понимает: красиво, изящно, тонко и… Вы отдали частичку своей души… Я благодарен.

      Внутренняя дрожь унималась с каждым следующим словом. Пустынина могла ожидать чего угодно, но такого… Так просто и так глубоко – поэт?!

      Она посмотрела ему в лицо – уже без опаски и смущения.

      – Вы правда так считаете?

      Марат кивнул.

      – Вы удивительная. Мне так жаль, что я не сумею отблагодарить вас подобающим образом, ведь есть вещи, которые сложно оценить деньгами. Но… я постараюсь, – и он посмотрел на дом так, будто любовался полотном Леонардо да Винчи.

      Вероника невольно устремила взор на свое творение вслед за Купцовым – стало не по себе… Опять это дрянное чувство неловкости: как ему это удается?

      На миг показалось, что Марат переоценивает ее скромный труд. Оказывается, он не такой уж истукан и невежда… Зря она так переживала перед встречей.

      Если бы совесть была материальна, то Пустынина совершенно точно показала бы язык дрянной девчонке в отместку за причиненный дискомфорт. Вдруг захотелось взять Марата под руку и устроить экскурсию по его жилищу, раскрывая тайны дизайнерского мастерства. Руки отпустили собственные плечи, и она почти прикоснулась к его руке…

      – Вероника!

      – Да? – потянувшиеся к Купцову пальцы непроизвольно сжались в кулак, как испуганный еж.

      – К сожалению, я очень тороплюсь… Мне действительно жаль, но… сами понимаете, работа, дела…

      – Да, конечно… понимаю, – голос подрагивал, а рука, сжатая в кулачок, попыталась отыскать карман, чтобы спрятаться окончательно.

      Марат посмотрел на часы, недовольно сморщился…

      – Могу ли я в будущем рассчитывать на встречу – дружескую? Если вы, конечно, не против…

      Она кивнула почти мгновенно, будто шея самостоятельно дала унизительно-торопливое согласие, не дожидаясь решения головы.

      Марат коснулся ее плеча – тепло и мягко.

      – Генри видел вашу работу. Он восхищен.

      Глаза Вероники заблестели. Легкие расширились в готовности к длинному ответу на долгожданное известие, но раскрасневшиеся щечки лишь смешно раздулись, не выпуская наружу воздух вместе с восторженными словами: первая мысль не всегда самая правильная, а искренность может все испортить.

      – Понимаю…