Между Северной и Южной. Ольга Серова

терпеть до вечера. Может, вечер мудренее утра?

      Я сидел и сидел, а потом подумал: надо маму заранее чем-нибудь обрадовать. Когда ты радостный, ты же не можешь сердиться?

      Сделаю ей пюре. Первый раз в жизни.

      Я вытащил из ящика четыре картофелины и кое-как их почистил. Из больших картофелин вышли совсем маленькие и кривые, но это не беда. Какая им разница, если я их все равно разотру?

* * *

      – Мишука, привет, сынок, – мама зашла домой и стала спрашивать ничего не знающим голосом: – Чем это у нас так вкусно пахнет, а?

      Мне хотелось сказать, что так пахнет двойка по английскому, но я молчал. Положил в тарелку пюре, а вокруг пюре разложил забор из нарезанных огурцов и подал маме.

      Она посмотрела на меня с таким восхищением, что у меня загорелись щеки.

      – Какой ты романтик у меня, Мишань! Ужин приготовил! Вот счастье-то будет, кому достанешься.

      – Мам, – вдруг говорю я, – а папа был счастлив, когда ты ему досталась?

      Кто меня за язык дернул, думаю. Вдруг она сейчас расстроится и заплачет, как плакала тогда, давно, когда они с папой ссорились.

      Я помню, как сам плакал тогда, прятал папину фотографию, где мы с ним в цирке, под подушку. А мама утешала меня и говорила, что все наладится.

      Папа мне это тоже говорил. Что будем с ним везде ходить и ездить. И гулять. Только «спокойной ночи» он мне говорить не сможет. Но ведь это не главное?

      – Сынок, Миша, – мама вдруг стала серьезной и посмотрела мне прямо в глаза. – Я не знаю, как тебе это объяснить, сможешь ли ты понять меня… Но я не могу сказать тебе, что это только наши взрослые дела. Ты тоже с нами. И ты наш любимый и долгожданный сын. Папа был счастлив. И я была счастлива. Все у нас было хорошо, а потом мы как будто выросли. И я, и папа. Нам стало тесно вместе, как в маленькой одежде, понимаешь? – мама обняла меня и прижалась губами к моему лбу.

      Я не совсем понимал, что значит «выросли», но в эту минуту мне показалось, что я тоже вырос.

      И я уже не десять миллиметров, как тогда на линейке. Потому что понимаю маму и без этих объяснений.

      На каком-то другом языке, по которому я никогда не получу двойку.

      Менуэт

      – Мам, а папа меня точно любит?

      Иногда я задаю глупые вопросы. Но без них никак нельзя, потому что, когда я получаю ответ, у меня будто сил прибавляется. В каждом кармане моей любимой синей толстовки с белыми полосками на рукавах. Папу мне стыдно спрашивать, мы с ним двое мужчин и давно не говорим на такие темы.

      А моя мама все знает. И наверняка знает про это тоже.

      – Конечно, любит, Мишань. Ты же его сын.

      – А как это проверить?

      Мама задумалась. Мы с ней видимся каждый день, и я точно знаю, что она меня любит. Мне и проверять ничего не надо.

      – Ну, ты просто вспоминаешь какие-то случаи, что-то такое, особенное. Когда папа тебя защищал или помогал. Спасал от чего-то. Ты же это чувствуешь?

      И я стал вспоминать…

      Когда мне было шесть лет, мама решила отдать меня на бальные танцы. До этого я ходил только в кружок по лепке.

      – Мишутка, –