Хвоя, изгоняющая болезни. Великий славянский лекарь. Порфирий Ипатов

подгнивающие бревна. Соседский дом был напротив, большой и ухоженный. Двухэтажный…

      Открыла Нюрка калитку, движением руки приглашая меня войти. Снял я валенки с шапкой да вошел в дом. На пороге меня встретила хозяйка, Марфа Васильевна. У нее был довольно внушительный вид. Толстые, как у мужика, руки, да широкие плечи. Темно-русые волосы были сплетены в толстую косу. Выглядела она сердито очень, но при виде меня она попыталась сделать добродушный вид.

      – Здравствуй, Порфирий! – говорит. – Так и знала, что придешь, не откажешь нам. Хороший ты парень, как и папка твой, царство ему небесное…

      – Вечер добрый, – говорю. Вести беседу с ней мне не хотелось. – Где больной-то у вас?

      – А вон он лежит в комнате, лоботряс старый! – разгорячилась Марфа. Она махнула своей здоровенной рукой в сторону маленькой, тускло освещенной комнатки. Тут она встала и решила сама пройти в комнату.

      – Что, все лежишь, бездельник ты этакий?! – завопила женщина своим мощным альтом. – К тебе тут уже знахаря пригласили, встал бы хоть!

      – Уйди, проклятая, от меня! – проворчал дед. – Дайте мне умереть спокойно уж наконец!

      Я осторожно вошел в комнату. Комната и вправду маленькая была совсем. Слева стоял черный потрепанный шкаф, на котором сверху лежал старый баян, в углу комод деревянный пылился, а справа кровать была. Поразило меня, что в комнате ни одного окна не было, а стены были бледного, как покойник, цвета. На кровати распростерся Макар Алексеич да угрюмым взглядом в потолок глядел. Еще пару годков назад он работал на нашем заводе, и неплохим рабочим слыл. Человек был он хороший, да только привирать он был любитель. Сочинял истории о себе он всякие, коих не было никогда. То ему сам Владимир Ильич руку пожимал, то он клад нашел, который потом у него жандармы отобрали… Но при этом он и дел добрых немало сделал. Однажды он и мне помог. Оставил я свой ключ гаечный где-то, а найти не смог потом. Ползавода обыскал – нет нигде. Перед начальством-то отчитываться надо было за инвентарь, то ж социалистическое имущество было. Тут и выручил меня Макар, одолжил мне свой ключ запасной.

      – Здорово, Алексеич, – говорю.

      Дед повернул голову ко мне и усмехнулся в густую седую бороду. Выглядел он, как поганка бледная, видно было, что болен. И чего это на него жена взъелась?

      – Порфирька? Ты, что ль?

      – Угу, он самый, – ответил я.

      – Так это ты знахарь, что ли? – удивился старый дед. – Аааа… Помню, как ты на заводе работяг подлечивал. Только вот это… Не надо меня лечить уже. Помираю я, – дед вновь уставился в потолок.

      – Ну, дед, не спеши уходить. Не пришло еще твое время. Вид у тебя и правду больной, но чтоб при смерти – это ты уже сам себе напридумывал, – сказал я серьезным тоном.

      Дед многозначительно промолчал. Я стал настраиваться на энергетику его и места искать, где скопилось много энергии темной. Голова у деда в порядке. Сердце, легкие неплохие, особенно для возраста его. Печень… У-у-у… И пузырь желчный… Запустил дед. Очень много энергии разрушающей здесь. Еще бы пару месяцев, и деду