Горькое молоко – 4. Кофе от баронессы Кюцберг. Владимир Алексеевич Козлов

почему ты меня Радугой назвал?

      – Я думаю правду, тебе сказать, или солгать, что навеяло.

      – Говори что угодно, мне приятно будет услышать от тебя любой ответ.

      – Конечно, ты догадалась, что я наводил о тебе справки. Я знаю всё о тебе и твоём муже.

      – Я тоже о тебе много, что знаю. Я тебе письма писала несколько раз, но отправить не решалась. Одно письмо я послала по адресу, но мне пришёл печальный ответ, от начальника, что ты переправлен на другую зону в связи с изменением тебе режима. И все письма мои были извинительного характера. Я прекрасно понимаю, что все мы тебя тогда предали. Но нас всех банально заставили пойти на такой подлый шаг прокурор и начальник милиции. Я знаю, что ты всегда был хороший и добрый, хоть и хулиган отменный. Я знала, что ты можешь быть верным товарищем и другом, с которым никогда не пропадёшь. И мне стыдно, было тогда, за себя и за наш туристический весь коллектив. Я могла и должна была настоять, на откровенном разговоре с тобой, чтобы убедить тебя сдать оружие. Я прошу у тебя прощения сегодня за всех нас вместе взятых.

      – Надя, давай забудем прошлое, я ни на кого обид не держал и не держу. Даже на Коровина. Во всём виноват я сам. Вы тогда в лодке, признались мне о заговоре против меня. И мне в этот же день нужно было сделать правильные выводы, а я пренебрёг вашим откровением и получил своё, что заслужил. Так что никакого предательства не было.

      Надька, услышав про лодку, загадочно заулыбалась, что не ушло от зоркого глаза Колчака.

      – Вот ты за моё поведение в лодке, точно, наверное, обиду держишь? – спросил он.

      Надька продолжала улыбаться и отрицательно качать своей маленькой головкой с аккуратно уложенной причёской:

      – Ты мне правду про Радугу сказал, а я тебе правду про лодку скажу. Мне нравилось, что ты тогда с нами со всеми творил. В тебе было столько страсти в те короткие минуты. Властный голос придавал тебе такую невероятную силу. Я в тот миг мечтала, чтобы мы с тобой были одни в лодке. Девчонки те, возможно, раздевались под действиями слабительного, а я сознательно с себя все скинула купальник и слёзы мои были сплошной показной демонстрацией. Я тогда уже переплывала Волгу, правда в самом узком месте, а ужей я тем более не боюсь. Могла бы спрыгнуть с лодки и проплыть до берега спокойно. Я не скрываю, ты мне всегда нравился. Детство крепко нас повязало. Не забывай, мы с тобой в начале нашей жизни соски – пустышки вместе начинали сосать. У меня даже фотография дома есть, где мы с тобой на кровати голенькие сидим. И у нас по соске с тобой во рту, а у тебя еще в руках тигр плюшевый.

      – У меня тоже такая фотография имеется, но я сомневаюсь, что я тебе нравился. Зачем свою шею подпортить тогда дала Коровину, а не мне? – напомнил ей Колчак неприятный момент.

      Слова Колчака не произвели на неё никакого отрицательного действия.

      – Сволочь он и обманщик, – с негодованием бросила она.

      – Я стараюсь избегать его в автобусах и на остановках, когда еду в университет. Никто не знает, как появились у меня синяки на шее и грудях, кроме его самого и Лары. Сейчас и ты будешь