Страшная граница 2000. Часть 3. Петр Илюшкин

ему завяжи! – заметили моё пробуждение похитители. – На подвал! И второго туда!

      «На подвале» нас привязали к столбу и обыскали.

      – Посмотри зелёную книжку! – скрипя зубами от боли, посоветовал я бородачу. – Это удостоверение. Медаль Туркменбаши.

      – И чё? – раскрыл он документ.

      – Вахида Аргунского знаете?

      – Знаю. И чё?

      – Ваша (брат) он мне. У нас вошалла (братство)! – с трудом припоминая чеченские слова, пояснил я. – Скажи Вахиду, что я – Петр Туркестан.

      Раимгулов, слушая мою сбивчивую речь, удивлённо морщил окровавленный лоб.

      Видимо, заподозрил меня в предательстве.

      Помнил ведь, как в февральском бою у развалин Омечу попал я в плен. А когда вернулся, моё гнилое москальское командование потребовало возбудить сразу несколько уголовных дел «за переход на сторону врага» да всякую такую же нелепую хрень.

      Друг мой, как и другие офицеры отряда, не верили в хрень.

      А тут я лично подтверждаю знакомство с главарём боевиков!

      Однако знакомство это нас и спасло.

      Через полчаса нас развязали.

      Извинившись за неудобства, препроводили наверх, в светлые хоромы. И торжественно усадили за гостеприимный дастархан.

      Мой друг Вахид, высокий широкоплечий бородатый чеченец, разводил руками:

      – Извини, брат! Ошибка вышла! Поступили данные, что приехал полковник из Москвы. Представитель Консорциума «Граница». Они ведь воры! Украли из склепа на Тусхарое доспехи нашего рыцаря Амри Бока. Вот и предложили мои братья захватить полковника. И обменять на доспехи. А вместо полковника – ты, мятежный корреспондент!

      – Эт точно! Толку от меня – ноль. Предводитель «Границы» полковник Калинкин жутко меня ненавидит. Нечего, говорит, писать о ворах и жуликах, привлекать к московской конторе внимание. Сиди, говорит, в своём корпункте в Старгополе, да сочиняй статьи о героических буднях пограничников.

      Вахид вдруг улыбнулся той детской наивной улыбкой, которой удивлял нас во время совместной учёбы в интернате:

      – Подарок мой пригодился?

      – Эфки? Гранаты? – спросил я, искоса поглядывая на полковника Раимгулова. – Пригодились! Если не жизнь, то свободу точно спасли! Спасибо, брат!

      Граната, подаренная Вахидом в феврале 2000-го, здорово меня выручила тёмной ночью. Конкретную мне «подставу» состряпали, с трупом прапорщика Гуденко.

      У входа в старгопольскую нашу общагу я споткнулся о его хладное тело. И даже успел проверить пульс. И тут – крики:

      – Стоять, руки за голову»

      Только и спасла эфка, брошенная в омоновский «Уаз» -буханку. Под шумок я и скрылся.

      Вахиду подробности эти рассказывать я не стал, дабы не смущать моего друга Раимгулова. Он и так с подозрением косился на меня.

      Не стал я рассказывать, как подарочные гранаты чуть не подвели меня под уголовку. Точнее, не сами эФки, а мой дурной язык.

      Тогда, возвращаясь из Чечни через Владикавказ и Минводы, я наивно держал гранаты Вахида в карманах.

      Глухой