Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла). Мара Олтман

итатели. Узнав, что книгу собираются переводить, я взвизгнула так громко – а я вообще-то не из визгливых, – что мой муж прибежал посмотреть, все ли со мной в порядке. Меня взволновала возможность поделиться с новой аудиторией тщательно собранными сокровищами знания и прозой без прикрас о тех проблемах, которые мы обычно боимся обсуждать, несмотря на то, что они не выходят у нас из головы. Мы привыкли стыдиться многих частей организма, хотя они абсолютно естественны (например, волосы на теле), а во многих случаях жизненно необходимы (как потовые железы). Я руководствовалась надеждой, что раскрыв и поняв контекст, порождающий этот стыд, мы сможем избавиться от клейма позора на наших телах. Поэтому в первую очередь эта книга о том, как вместо негатива испытывать от наших тел благоговение и гордость. Надеюсь, читатели не только получат от нее наслаждение, смех и новые знания, но в глубине души обретут больше уверенности в тех частях тела, которые мы то и дело пытаемся спрятать или изменить. Настало время перестать оправдываться за свое тело. Оно бывает той еще дрянью – и одновременно чем-то прекрасным! Наши вагины пахнут. Под мышками остаются пятна пота. Наши вульвы не всегда удачно смотрятся в леггинсах. В пупках скапливается всякая грязь. Может, наши анальные сфинктеры и выводят из организма экскременты, но вместе с тем они настолько поразительны, что вправе называться восьмым чудом света. Прочитав эту книгу, вы убедитесь, что не одиноки, что любой вопрос заслуживает обсуждения и что красоту не наводят, а находят в себе. Но больше всего мне хотелось бы, чтобы от этого путешествия по самым глубоким, темным и уморительно смешным уголкам нашей природы у вас захватило дух.

      Пролог

      Говорят, чтобы освоить какое-либо дело, надо за ним провести 10 000 часов. Я прожила в своем теле 306 600 часов и все еще не очень понимаю, как обращаться с этим мешком мяса. Как только мне кажется, что я освоилась, что-то случается: вырастают груди, проклевываются усы, в глазах возникают плавающие пятна – и вот я снова шокирована, растеряна и, главное, ужасно заинтригована происходящим. Не могу даже перечислить, сколько раз, особенно после острой еды, я размышляла о том, почему эволюция не додумалась сделать нам задние проходы из более прочного материала. Водопроводные трубы лучше бы справились.

      Я с удовольствием представилась бы вам – мол, я Мара и провожу время в попытках излечить рак, побороть голод во всем мире и остановить глобальное потепление. Но мой мозг так и норовит соскочить на вопросы о теле человека, а именно его женской особи. Я вечно раздумываю: какие потенциальные аэродинамические преимущества могут быть у верблюжьей лапки? Или, раз уж мы созданы для того, чтобы потеть, почему я все время прячусь в общественных туалетах и насухо вытираю подмышки, притворяясь, будто у меня нет потовых желез? Почему моя собака, стоит мне присесть, радостно бежит к моей промежности, да еще и с энергией, с которой она атакует только мусорный бак?

      Я хочу быть одной из тех, кто по утрам, попивая эспрессо, решает кроссворд из New York Times, – вот хобби, достойное уважения! Вместо этого я думаю, например, о том, почему во время секса я никогда не издаю таких же классных вздохов, как порнозвезда Саша Грей в фильме «Жопстраваганца 3». Существует ли анонимное общество немых в постели? Вступлю.

      Давайте на секунду забудем о том, что я взрослый, ответственный человек, и постараемся приписать вину за эту фиксацию на телесном моим родителям. Они выросли в 60-х и были настолько хиппи, что отказывались называть себя хиппи. «Хиппи – это всего лишь конформисты», – говорила мне мама.

      Мои родители познакомились в старших классах школы и потом вместе бросили учебу в Калифорнийском университете в Беркли. Они стали выращивать растения у себя на заднем дворе – в основном кактусы и бессмертники. Зарабатывали они тем, что продавали их в окрестных магазинах и по почтовым каталогам.

      Моя мама никогда не пыталась улучшить свой имидж вспомогательными средствами. Ни косметики, ни дезодоранта, ни духов, ни поддерживающих лифчиков, ни высоких каблуков. Она отказывалась от омолаживающих кремов и не могла помыслить о филлерах. (Прочитав это, мама спросила: «Что такое филлеры?» Уффф!) Она не брила ноги и подмышки – и до сих пор этого не делает. Вплоть до конца начальной школы я думала, что все женщины так себя ведут, вплоть до конца начальной школы – тогда я заметила, что у других мам не торчат черные муфты из подмышек, когда они машут руками, призывая детей с площадки домой. Я представляла себе, как видят мою маму из космоса астронавты. «Хьюстон, у нас проблема: в пригороде Сан-Диего замечены две блуждающие черные дыры».

      И хотя я гордилась маминой уникальностью, я до смерти боялась, что меня из-за нее будут дразнить. Я объяснила ей, что можно махать мне с меньшим усердием, держа при этом локоть по шву.

      Долгое время я многого не знала о «женских штучках». Мне было за двадцать, а я все думала, что чаевые мастеру депиляции дают, чтобы она хранила молчание об увиденном.

      Мой отец тем временем смотрел свысока на все, что казалось ему «ненатуральным». Он ненавидел духи и любые искусственные запахи. Однажды я попрыскалась из флакончика подружки «Белым мускусом» от The Body Shop, а папа скривился и открыл в машине все окна. Когда он застал меня с накрашенными