Восемь белых ночей. Андре Асиман

к полуночной мессе.

      – Всего-то на часик, – пояснила она.

      На следующий год, предложил кто-то.

      – Чего-то Инки не видать, – высказался Пабло.

      – А он ушел. – Ролло явно решил прийти Кларе на выручку.

      – Да-а-а-а, – протянула Клара, в смысле: «Так, чтобы больше не спрашивали».

      – Поверить не могу. – Потом она мне объяснила, что это сказал Павел.

      Кто-то тряс головой: «Клара и все эти ее мужчины!»

      – Кто-нибудь хоть примерно представляет, как меня достали мужики – каждый со своим маленьким Гвидо, встающим по стойке смирно, точно водяной пистолетик…

      – Помилуй господи, – произнес Пабло. – Клара опять со своим «Как меня достали мужики».

      – Ты в том числе, Пабло, – рявкнула она. – Ты с твоей никчемной мелочовкой.

      – Предлагаю не обсуждать мой душевой шланг. Он бывал в таких местах, куда ни один еще не засовывал свой Гвидо. Уж поверь.

      – А он чего? – осведомилась сварливая Бэрил, имея в виду меня. – Он тебя тоже уже достал?

      – Я вообще не хочу связываться ни с кем – ни этой зимой, ни в этом году; чем целоваться с мужчинами, лучше уж с женщинами. Лучше уж переспать с женщиной, чем позволить еще одному мужику дотронуться до тебя своей вонючей палкой.

      И в доказательство она подошла к столу, где сидела Бэрил, уселась рядом, несколько раз коснулась ее лица губами, а закончила полномасштабным поцелуем. Ни та ни другая не сопротивлялась, обе закрыли глаза, и поцелуй, как бы дурашливо он ни начался, с виду казался невероятно страстным и совершенно обоюдным.

      – Так-то! – произнесла Клара, выпроставшись еще до того, как Бэрил очухалась. – Все поняли?

      Непонятно было, к кому из мужчин она обращается.

      – А неплохо целуется, – похвалила Бэрил.

      Поцелуй вышел свирепый. Как я понял, «залечь на дно» означало: «Я пока не готова, хочу домой, увези меня отсюда, хочу побыть одна, мне нужна любовь без других, отпусти меня обратно к моим стенам, моим крепким, верным, неколебимым стенам». Но вместо этого поцелуй получился безжалостный. Можем трахнуться, но любви не найдем, нет ее во мне – ни к тебе, ни к кому бы то ни было. Вот почему ты стоишь на моем пути. Она говорила со мной, теперь я в этом почти не сомневался. Даже твое терпение меня изводит. Все в тебе – молчание, такт, гребаная сдержанность, то, как ты даешь мне слабину в надежде, что я не замечу, – все это мне поперек души, не нужна мне любовь, так что отвяжись. Женщины снова поцеловались.

      Когда поцелуй завершился, первым заговорил Ганс:

      – Все это начинает смахивать на французское кино. Во французских фильмах все выглядит логично.

      Пытаясь сделать вид, что их поцелуй ничего во мне не разбередил, я заметил, что не уверен. Французские фильмы – не про жизнь, а про романтику жизни. И не про Францию, а про романтику Франции. По большому счету, французские фильмы – про французские фильмы.

      – Ответ прямо из французского фильма, – объявила Клара, возвращаясь к нашему столу; она говорила