Восемь белых ночей. Андре Асиман

Белладжо, не Нью-Джерси. Византия.

      – Первые твои слова были правдой.

      – Которые?

      – Когда ты сказал, что я уже догадалась. Мог и не объяснять.

      Очередной щелчок по носу.

      Повисло молчание.

      – Сквалыжная злюка, – изрекла она наконец.

      – Сквалыжная злюка? – переспросил я, хотя и сам догадался, о чем она.

      Внезапно, сам того не осознав, я понял: я не хочу, чтобы мы слишком сблизились, перешли на личное, завели разговор об этом возникшем между нами электрическом напряжении. Мне рядом с ней припомнилась история о мужчине и женщине, которые знакомятся в поезде и заводят разговор о знакомствах в поезде. Она – из тех, кто обсуждает свои чувства с тем самым незнакомцем, который и заставляет ее их испытывать?

      – Клара – сквалыжная злюка. Ты ведь так подумал, да?

      Я покачал головой. Лучше молчание. Пока оно вновь не сделается невыносимым. Я что, надул губы, сам того не заметив? Действительно надул.

      – Что? – спросила она.

      – Высматриваю свою звезду. – Поменяй тему, иди вперед, отпусти, поставь между нами дымовую завесу, скажи хоть что-то.

      – То есть у нас теперь есть свои звезды?

      – Если есть судьба, есть и звезда.

      Ну и разговорчики.

      – Так это – судьба?

      Я не ответил. Это что, очередной издевательский способ захлопнуть за мной дверь? Или распахнуть ее с усилием? Она подталкивает меня к еще каким-то словам? Или к молчанию? Я опять увильну в уклончивость?

      А спросить я, Клара, хотел одно: что с нами происходит?

      Она не ответит, это понятно – а если ответит, то будет подколка с издевкой, кнут с морковкой.

      Я что, обязана тебе отвечать? – спросит она.

      Тогда объясни, что со мной происходит. Пока, понятное дело, хватит и этого.

      Может, и туда не стоит соваться.

      Все как прежде – молчание и возбуждение. Не говори, если не знаешь, и если знаешь, не говори.

      – Да, кстати, – произнесла она, – я верю в судьбу. Кажется.

      Это что – завсегдатай ночных клубов разглагольствует про каббалу?

      – Наверное, у судьбы есть выключатель, – заметил я, – вот только никто не знает, когда включено, когда выключено.

      – Полная чушь. Включено и выключено одновременно. Поэтому и называется судьба.

      Она улыбнулась и бросила на меня взгляд: попался, да?

      Как же мне хотелось, чтобы это переглядывание помогло мне набраться храбрости, провести пальцем по ее губам, задержать его на нижней губе, оставить там, прикоснуться к ее зубам, передним зубам, нижним зубам, а потом медленно ввести этот палец ей в рот, дотронуться до языка, влажного шустрого кошачьего языка, который произносит такие колючие язвительные слова, почувствовать, как он дрогнет, точно под ним набухают ртуть и лава, ворочаются злобно-сквалыжные мысли, которые вечно вызревают в этом котле, именуемом Клара. Я хотел опустить большой палец ей в рот, впитать в него весь яд ее укусов, укротить ее язычок – пусть язычок этот окажется лесным пожаром, а в нашей