Восемь белых ночей. Андре Асиман

домыслила теперь, однако отпускать меня так просто не собиралась. Я хотел объяснить, что вообще-то не знаю, где проще находить любовь, в других или в себе, что любовь в долине пандстраха – это не совсем любовь, ее не следует принимать за, путать с, но она отрубила:

      – Время закончилось!

      Я смотрел, как она поднимает повыше воображаемый секундомер – большой палец опущен на кнопку «стоп».

      – Я думал, у меня еще несколько секунд.

      – Спонсоры программы с прискорбием сообщают, что уважаемый гость дисквалифицирован на основании…

      Она давала мне последнюю возможность уйти с достоинством.

      Я снова попытался слепить какую-нибудь искрометно умную реплику, чтобы выскочить из западни, понимая при этом, что недостаток остроумия мешает мне так же, как и неспособность сказать правду и прервать тем самым свинцовое молчание.

      – На основании?.. – продолжала она, не выпуская воображаемого секундомера.

      – На основании амфибалентности.

      – Совершенно верно, на основании амфибалентности. В качестве утешительного приза в студии подготовили этот набор закусок вот на этой тарелке, каковые закуски мы предлагаем упомянутому гостю употребить немедленно, прежде чем ведущая упомянутого шоу стрескает их все до последней.

      Я робко протянул два пальца к тарелке.

      – Вот эти лучше всех, они без честнока. Мы ненавидим честнок.

      – Правда?

      – Всею душой.

      Не было смысла признаваться, что я, как и все любители петь в душе, приверженец чеснока.

      – Тогда и мы ненавидим честнок.

      Она указала на крошечный кусочек мясного желе, над которым гривой причесанного морского конька возвышался зубчатый лист.

      – Прошу съесть… изысканно!

      – В смысле?

      – В смысле, если уж есть что-то такое, то обязательно в ступоре и благоговении.

      Почему мне казалось, что каждое ее обращенное ко мне слово – это завуалированная, не до конца завуалированная отсылка к ней, к нам?

      – И кто это такие? – осведомился я, указывая на квадратные составляющие композиции Пауля Клее.

      – Мы не спрашиваем, мы протягиваем руку и берем.

      Рот у нее был набит, она медленно жевала, давая понять, что наслаждается каждым кусочком. Ну и странный же человек. Неужели она окажется очередной из тех женщин, которые не могут не напоминать всем и каждому, что они – этакие чувственные торнадо и сдерживают их лишь нестрогие правила приличий, принятые в коктейльный час?

      – Манкевич, – прошептала она через минуту.

      – Манкевич, – эхом откликнулся я, как будто в слове этом содержался тайный смысл, решительно мне недоступный, но в котором я прозревал синоним к «утонченно».

      В первый миг мне показалось, что она говорит о ком-то в этой комнате. Или про закуску, а я просто неправильно расслышал название? Или это мантра, произносимая в момент наслаждения? Манкевич.

      – Qui est Mankiewicz?[6]

      – Манкевич

6

Кто такой Манкевич? (фр.)