Абьюзивная личность. Насилие и контроль в близких отношениях. Дональд Г. Даттон

In: Aggression and violence throughout the lifespan, Peters RD, McMahon RJ, Quinsey VL (eds). Sage: Newbury Park, CA, 1992: 285–300.

      Глава 2. Ранние объяснения

      Органические синдромы мозга и реакция ярости

      В академических исследованиях конца 1970-х годов было принято подразделять агрессию на две категории: «нормальную», направленную на постороннего человека или врага, и «насилие в близких отношениях», которое обозначалось «ненормальным», характерным для сумасшедших. Медицина считала таких людей подобными ужасному монстру, созданному доктором Франкенштейном и получившему из рук ассистента мозг преступника, и утверждала, что они совершают акты насилия из-за неврологических отклонений. В 1977 году я участвовал в международной конференции психиатров и специалистов по уголовному праву и увидел в программе несколько докладов по теме супружеского насилия. К моему глубокому разочарованию, доклады оказались посвящены исключительно неврологическим «причинам» нападения мужей на жен. Это сложное действие, наполненное символизмом и множеством смыслов, приписываемых женщине (любовница/спасительница/мать/предательница), связанное с обсессиями, презрением, ревностью, гневом и яростью, свели к пертурбациям в так называемой лимбической системе – той части мозга, которая предположительно управляет эмоциями. Следовательно, эти психиатры утверждали, что нарушения функционирования головного мозга, в частности височных долей, и являются причиной того, что мужья избивают своих жен.

      Относительно недавно Дэниел Гоулман в книге «Эмоциональный интеллект» высказал мнение, что реакции страха и ярости («бей-беги») запускаются сенсорными сигналами, которые сначала попадают в лимбическую систему (таламус и амигдалу), и лишь после этого начинается их обработка неокортексом. Более поздняя, «рассудочная» реакция возникает слишком поздно и не может остановить изначальную импульсивную ярость (или стремление убежать). Однако Гоулман не рассматривает лимбические реакции исключительно как естественную функцию, запрограммированную «природой». Ссылаясь на блестящую работу Алана Шора по ранним переживаниям и созреванию мозга, Гоулман говорит, что на развитие амигдалы¹ оказывают влияние ранние эмоциональные послания от родителей. В революционной работе Шор показал связь между взаимодействием матери с младенцем и развитием структур головного мозга, в том числе лимбических, контролирующих эмоции.^{2, 3} Его исследования доказывают, что развитие правого полушария происходит раньше, чем развитие левого полушария, как правило, в первые 18 месяцев, до развития речи. Более того, нейрологическое развитие напрямую зависит от привязанности – от своевременности и синхронности сонастроенного взаимодействия между матерями и младенцами. Термин «привязанность» был введен Боулби^4-6 в качестве социобиологической альтернативы концепции «вытеснения сексуальных желаний» Фрейда, которая лежала в основе понимания интимных взаимоотношений.* После проведенного Шором анализа этот термин стал неоспорим: истоки эмоциональной близости формируются в процессе ранней привязанности (дополнительное обсуждение этой темы приводится в главе 8). Меня всегда поражало, что социологические исследования НБО уделяют так мало внимания феномену привязанности. Полагаю, что такое искажение возникло из-за большого интереса к гендерным объяснениям НБО (которое в прошлом рассматривалось в первую очередь как мужская проблема).

      Психиатр Бессел ван дер Колк вслед за Шором предположил, что сепарация и нарушение привязанности меняют количество и сензитивность опиоидных рецепторов головного мозга, а также вызывают хронические изменения в биохимии мозга. Более того, «определенные виды детского