Здравствуй, мама! Я – волк. Валентина Юрченко

Уже минут через двадцать покажется Клязьма, а там и аэропорт. Я просматриваю документацию. Наш шофер Колька хохмит – не столько водительская привычка, сколько натура. Кольку любят, он от природы комик.

      – Ко мне айзеры сегодня в метро лепились, прикинь, Колька.

      – Чего же тут удивительного, ты девка видная.

      – Так им дай Бог по пятнадцать, если не меньше. А наглые! Раньше айзеры только на рынках были, и то взрослые.

      – Плодитесь и размножайтесь. Процесс всем нравится, не только русским.

      – Вот именно. Помню, как только приехала, такую трогательную картину на ВВЦ видела: мамаша свое армянское чадо выгуливала, фонтаны ему показывала. А ему года три, может, четыре. Такой аккуратненький весь, в костюмчике-троечке – видно, на заказ делали, а глазки-бусинки – сплошное умиление. Выросли, блин.

      – Новое поколение выбирает Ксюху!

      – Хватит прикалываться. Между прочим, это уже серьезно. И главное, чувствуют себя как дома!

      – Так они и дома. Вот у тебя хата есть? – Нет, а у них есть. И квартира, и дача, и школа – все на мази. И кто после этого хозяин? Они или вон хохлома ваша? – Колька машет в сторону обочины.

      – В смысле хохлома?

      – Девки ваши украинские. Вон парами на съем стоят, видишь сколько – бери не хочу, как коров нерезаных.

      – Не все же, кто с Украины приезжает, здесь оказывается.

      – Все. Жить-то хочется, хочешь жить – умей е… ться. Ты еще устроилась ничего, а в основном – на стройке ваши, с вонючим мясом на рынке Киевском. Ну, или здесь. Вон смотри, ножки какие, ничего себе. Может, притормозим? До рейса еще сколько времени, а, Ксюх?

      – Коль, ты при мне больше такого не говори, ладно?

      – Не понял.

      – Так. Обидно. Опять не понял?

      – Не понял.

      – За родину обидно, говорю.

      – Я ж не тебя имел в виду. Подумаешь. Обиделась, тоже мне.

      Полина гостеприимна – в этом ей не откажешь. Блинчики с творогом и борщ – самое скромное меню для приема гостей.

      – Надо салатиков еще нарезать, и селедочку приготовила. Давай я тебе фартук дам, а ты быстро порежешь, давай? – такое радушие с головой выдает в Поле национальность. Кроме того ее смех: нарочито-громкий, на низких частотах, исподволь пробуждающий плотский инстинкт – самка, заботящаяся о продолжении рода.

      – Что твой муженек? Не звонил больше?

      – Ксения, дорогая, если бы не люди, с которыми я тебя, считай, насильно свожу… – она сделала паузу. – Отвадили, слава Богу. Ой, не знаю, надолго ли.

      – Рассказывай, кого ждем.

      – Не объявился еще Эдик твой?

      – Дался тебе Эдик. При чем тут Эдик? Полина, пойми…

      – Ксюха, мое терпение лопнуло! Хватит фигней страдать.

      – Кто тебе сказал, что я страдаю?

      – А что ты делаешь?

      – А что ты предлагаешь?

      – Во всяком случае не на Эдика рассчитывать и не за копейки на твоей работе корячиться с утра