Здравствуй, мама! Я – волк. Валентина Юрченко

свирепела с каждой фразой все больше. – Замуж предложил! Ребенка захотел от меня!

      Я не сомневалась, что Полина не сочиняет. Лица для Эдика не имели значения. Была четкая схема жизни, в которую, как в капкан, угождали те, кто больше всего совпадал с ее трафаретом.

      – Ксения! Что ты молчишь? Я надеюсь, ты сегодня же дашь ему от ворот поворот?

      Полина была пуглива не только в силу характера. До переезда в Москву прежний супруг хотел отнять у нее Богдана. Он оплатил поимку жены с сыном. Полине месяц приходилось скрываться у подруг и родителей. Сначала желание ехать в Москву совпало с борьбой за Богдана, а потом превратилось в бегство. Полина поняла: только за пределами государства сможет сберечь для себя сына. В Москве преследование прекратилось, но пережитый стресс заметно повлиял на подвижную психику – теперь Полина всегда озирается и во всем видит опасность.

      – Посмотрим, – я не смогла сказать, что уже влюблена в Эда.

      – Подружка, ты деградируешь, – Полина бросила трубку.

      Киев встречал ремонтом вокзала, я с трудом нашла выход. С рекламных щитов улыбались пышногрудые молодички в национальных венках и костюмах. Пришедший поезд метро – весь, как этикетка украинской водки «Первак», – красный, в огурчиках.

      Я решила поехать через метро «Дружба народов», а там – на автобус – и дома. Я долго избегала этого маршрута, он напоминал мне о причинах, которые заставили меня уехать из Киева. Вот и ранее ненавистная остановка. Справа от нее Выдубицкий монастырь.

      Дома – праздник: пахнет жареным мясом, на подоконнике стоит торт. Мама режет овощи на салат, а отец стремительно перемещается от кухни до гостиной, от гостиной до кухни, то забывая взять нужную тарелку, то пытаясь отнести еще не готовое к подаче блюдо.

      Папа не умеет ждать, а от желания сделать все побыстрее создает вокруг себя суету. В такие моменты важно его чем-то занять, и мама поручает отцу купить хлеб. Папа собирается в магазин неохотно, но быстро и по-деловому. Сталкиваюсь с ним в прихожей и, обнимая, вижу через открытую дверь гостиной, как скатерть с правой стороны стола дала крен и, выгнувшись, топорщится на углу. Значит, первым поручением мамы была сервировка стола. Я улыбаюсь и с пониманием хлопаю отца по плечу.

      – Что тебя в Москве держит? – возвращается мама к вечному разговору. – Только деньги за квартиру выбрасываешь.

      Вот уже семь лет я не знаю, как ответить ей на этот вопрос.

      Вообще, семья – удивительная инстанция, в ней каждый прячет свою несостоятельность – и прежде всего социальную. А социум, как одухотворенная плазма, принимает всех: в том числе и людей, для брака не созданных. Моих родителей он приютил из жалости, таких семей много: они живут, наблюдая за миром, они уязвимы больше других и умеют прощать, потому что не в состоянии ненавидеть. Острее других они нуждаются в идеале, но, однажды обманутые, не сознаются, что сделали неправильный выбор, а потом, если позволяет политика, прячутся за религией, если нет – проповедуют нигилизм. Они занимаются сексом, чтобы не испытывать неловкости от взаимного присутствия и заводят ребенка,