Здравствуй, мама! Я – волк. Валентина Юрченко

й! Я в шоке. Подожди, в ванну зайду.

      – Ивановна рядом?

      – Ну.

      – Чего у тебя?

      – Да ужас! Может, приедешь вечером?

      – Не могу. У меня на вечер билеты. Домой еду, уже собралась. У предков тридцатилетие, как они поженились. Дата. И так еле с работы отпустили. Ты можешь сказать, что случилось?

      – Да… боюсь я. Слушай, Ксюх, а телефоны прослушиваются в наше время?

      – Успокойся ты, кому мы нужны.

      – Знаешь, не нужны. А откуда у него телефон мой?! Ты да Ивановна знает.

      – У кого, у него?

      – У мужа!

      – Он в Москве, что ли?

      – Тю! А по-твоему, я бы так дергалась?

      – А хочет чего?

      Полина никогда не замечает, что она непоследовательна в разговорах и действиях. С Полиной меня познакомили в Киеве, но по-настоящему раздружились мы только в Москве три года назад.

      – Богдана! Звездец, три года не нужен был, а теперь: «Право имею, право имею». Какое право? Ребенок рос без тебя, воспитывался. Да он забыл давно, как ты выглядишь! Папочка, тоже мне. Оно мне надо? А может, правда, Ксюх, денег дать хочет? Не помешали бы. Все, главное, в одну кучу.

      – Что у тебя за грохот?

      – Ивановна что-то уронила на кухне.

      Светлана Ивановна – нянька, дальняя родственница, не без труда вызванная из Пензы за невысокую плату. Она с Богданом сидит, пока Полька работает.

      – А у тебя как?

      – Подожди, поезд проедет, – теперь наш разговор перебивает шум электрички.

      Мелкой дрожью забилось зеркало платяного шкафа – как в деревне, когда по улице тарахтит трактор. Я снимаю маленькую комнатку с крашеным дощатым полом в двухэтажном доме за Карачаровским переездом. В комнате – комод, дубовый стол, кровать с пружинами и этот шкаф, напоминающий склеп.

      – Все, оттарахтел, говори.

      – Как там твой Эдик?

      Я пожимаю плечами, как будто Полина может это увидеть.

      – Кому верить, Ксюха? – привычное завершение разговора.

      – Себе, – традиционный ответ. – Да, совсем забыла. Знаешь, кого вчера встретила? Галку помнишь? В метро, представляешь? Совсем не Галка, очень изменилась, в жизни бы не узнала, если бы она меня за руку не остановила. Я говорю, какими судьбами, гастроли что ли?

      – Да ты что? Боже, сто лет о ней ничего не слышала! Ну!

      – Она сейчас здесь, в театре работает, на премьеру нас пригласила. Я сказала, что ты в Москве, она обрадовалась. А о себе не колется, в театр зовет, там нормально, типа, поговорим.

      – Так что ж ты молчишь! Премьера когда?

      – Она звонить обещала, обязательно надо сходить.

      – Обязательно. Надо же, везде одни наши…

      Я кладу трубку, беру дорожную сумку. В прихожую выходит заспанная хозяйка.

      — С работы – на поезд?

      — Да. Не успею заехать.

      Я выхожу из подъезда. «Здравствуй, XXI век!» – на стене Карачаровского завода ультрамодными огнями гелевых ламп светятся буквы: единственный ориентир в темноте здешнего утра.

      Зима в Москве начинается в конце октября, а заканчивается – в апреле. Ежась, вдыхаю морозный воздух. Толкаюсь, занимаю в троллейбусе место. Теперь минут двадцать и подремать можно.

      Троллейбус гудит сонным ульем. Открываю глаза. Стоим в пробке. Справа – красные резные стены Покровского монастыря. Каждый раз, проезжая мимо, думаю, что надо сходить. Полина говорит, ей матушка Матронушка здорово помогает: нужно только очень просить, мощам поклониться, икону поцеловать.

      На перекрестке, рядом с монастырем – ловушка гибэдэдэшная. Вон уже палкой машет, «приглашая» на обочину «ауди».

      Выхожу на «Красных воротах», перебегаю дорогу, сворачиваю во двор, поднимаюсь на второй этаж в агентство недвижимости.

      – Привет.

      – Ого сумочка! Ты обратно когда?

      – Через неделю, Танюшка. Соскучиться не успеете.

      Танюшка – младшая в коллективе, ей и двадцати нет. Веселая болтушка – умеет разрядить напряженную ситуацию.

      – Тебе, как вернешься, шефа встречать, – тут же командует Ник, новый заместитель директора.

      – Слышишь, Никита Яковлевич, а может, он сам доберется? Не маленький, и в Шереметьево не впервые. Тем более, с курорта. Отдохнул, сил много.

      – Без «может». Любишь кататься… Заодно введешь его в курс дел. На Колькиной машине поедете.

      – Хоть на этом спасибо, – я включаю компьютер.

      Поезд качнулся и замер. Яркий свет разбудил пассажиров.

      – Гривну за рубли! За рубли гривну. Доллары покупаем, доллары!

      По вагону скачками перемещаются проводники и менялы.

      – Просыпаемся! Готовим паспорта. Просыпаемся, пассажиры!

      В тамбурах