Заметки о чаепитии и землетрясениях. Избранная проза. Леон Богданов

оказываются насильственным протезированием самостоятельного и саможивущего художественного тела. Некоторое время спустя изначальный радикализм в пользу «чистого наслаждения от текста» показался нам чрезмерным и искусственным, тем более что Л.Б. для многих читателей – загадочный персонаж, не известный им ни как писатель, ни как художник, ни как человек, и потому какие-то, пусть минимальные сведения о нем далеко не бесполезны. Но именно что минимальные, хотя личное знакомство с Л.Б. позволяет нам подробно расписать и «curriculum vitae» писателя, и круг его ближних и дальних знакомых, и родственные связи, и редкие путешествия, и бытовые картинки. Причина нашего немногословия – вовсе не лень, но сознательно проводимая политика: мы чертовски утомлены книгами (каковых ныне немало!), на треть, а то и наполовину составленными из комментариев.

      Бо́льшая часть текстов, вошедших в книгу, не представляет собой законченных литературных произведений: это подлинные письма (адресованные Миле Чистович) и подлинный дневник (две толстых общих тетради, красного и коричневого цвета соответственно), который Л.Б. вел то регулярно, ежедневно (точнее, еженощно), то с перерывами, не всегда помечая дату очередной записи и не всегда отделяя ее от предыдущей. Почерк у Л.Б. – парадиз для публикатора: очень четкий, мелкий, по его собственному определению, «картографический». С годами почерк мельчал, не теряя, впрочем, четкости, так что микроскопические строки последних страниц приходилось читать, вооружившись мощным увеличительным стеклом. Зачеркиваний и поправок в тетрадях практически нет; к тому же Л.Б. обходился без черновиков и сразу писал начисто, возможно, в завершение многочасовых размышлений за чаепитием и во время «вытаптывания» линолеума на крохотной кухоньке. Орфография и пунктуация – вполне грамотные, и если не всегда нормативные, то, как правило, с определенным умыслом. Особенно много пунктуационного произвола в ранних текстах, где царит «футуристическая вольница»: то отсутствуют и школьнику доступные запятые, то следует строчная буква после точки, то конец абзаца обходится без знаков препинания. В поздних текстах пунктуация нормализуется, хотя написание многих слов не унифицировано («Беломор» и беломор; слава Богу и слава богу; «Академкнига» и Академкнига, «Дао Дэ Цзин» и «Дао-дэ цзин»), не приведены к единому виду географические названия и т. п.

      Мы лишь изредка вмешивались в тексты Л.Б., слегка подправляя орфографию, и почти избегали конъектур, полагая, что в тексте о землетрясениях читатель и без нашей подсказки догадается, что «шк. Рихтера» не означает музыкальную школу великого советского пианиста. Короче говоря, старались избегать всего мелочного, занудного, навязчивого, утомляющего, а главное – мешающего читателю безоглядно воспринимать текст и наслаждаться им.

      Перечень самиздатских и типографских публикаций Л.Б.:

      Машинописные сборники стихов и прозы издавались в 1960–70-х годах Вл. Эрлем под маркой издательств «Польза» и «Палата мер и весов».

      Окно, открытое вовнутрь – Лепрозорий–23 (1974).

      1974 год –