Персона. Максим Жирардо

специалистами из других стран, приехавшими по такому случаю во Францию.

      – Да, нам известно, что он два дня провел в «Марриот Рив Гош». Он обычно там останавливался?

      – Что?

      Как правило, Филипп с сотрудниками останавливались в «Марриот Амбассадор» на бульваре Османна. Этот отель располагался недалеко от их штаб-квартиры на улице Менар, в самом центре Парижа.

      – «Марриот Рив Гош», бульвар Сен-Жак, Четырнадцатый округ.

      Соня опустила глаза и почувствовала в глазницах едкие слезы ярости. Затем сделала глубокий вдох – сначала животом, затем ребрами и только потом грудью. Задержала на секунду воздух, закрыла глаза, сжала ладонь подруги, представила детей, почерпнула из этого образа энергию, необходимую для протяжного выдоха, и продолжила:

      – Не знаю. Все зависит от того, где у них назначено собрание.

      – Мне показалось, вы немного замялись.

      – Нет-нет, я просто устала, не более того.

      Ее странную реакцию Фрэнк отложил в ячейку с пометкой «Поразмыслить позже» и продолжил:

      – Вам известно, с кем у него была встреча этим утром?

      – Нет, как я уже вам только что сказала, он был на семинаре.

      – Когда вы говорили с ним в последний раз?

      Соня опять покопалась в воспоминаниях. Из-за полученного ею эмоционального потрясения они путались и накладывались друг на друга.

      – Думаю, вчера вечером, часов в восемь, перед тем как уложить детей спать.

      – Каким он вам в тот момент показался?

      – Каким он мне в тот момент показался? – со вздохом повторила она. – Как всегда, в полном порядке… Так что с ним? – Ее голос вдруг посуровел.

      Фрэнк не мог больше тянуть с изложением фактов. Чтобы его объяснение не сокрушило женщину и не свело ее с ума, он вложил в него все тридцать пять лет опыта работы. Его рассказ не содержал никаких деталей, он старательно избегал любых резких формулировок. Поведал, что Филиппа похитили из гостиничного номера, затем пытали в заброшенном крыле больницы Святой Анны, после чего его обнаружил проходивший неподалеку врач. Пока он решил умолчать как о лоботомии, так и об ампутации гениталий.

      Для Сони каждый аспект его отчета представлял собой удар ножом в живот. Ее шею сжимали руки злодея, во внутренности вонзалось сверло перфоратора, кровь ее идеальной внешне жизни лилась по ногам и растекалась на полу под столом вокруг ступней. От нее осталась одна лишь оболочка, сотканная из боли и страха. Мысль о том, что она так дрогнула, была ей ненавистна. Женщина опять закрыла глаза, разжала зубы и сделала глубокий вдох, все так же сначала животом, затем ребрами и, наконец, грудью. Снова представила детей, сосредоточилась на них и на охватившей ее ярости, после чего выдохнула, выбросив из головы все мысли. И глаза открыла уже преображенная. Теперь она представляла собой лишь комок гнева, готовый встретить любую беду.