Метро 2033: Третья сила. Дмитрий Ермаков

сел на кровать рядом с Леной. Иван Громов, помявшись, примостился на единственный стул. Денис и Эд остались стоять.

      – Мы тебе, наверное, мешаем, – промолвил Вовк, с волнением поглядывая на Лену.

      – Да брось ты, – расплылась в улыбке девушка. – Я целыми днями одна. С книжками. От скуки иногда на стенку лезу. Хоть каждый раз вчетвером приходите – только рада буду! Правда-правда.

      – Кстати, как там Самосвалище? – с этими словами Денис повернулся к Грише.

      Сплетница Бойцова постаралась на славу. На станции только глухой не знал о том, что Лена взяла шефство над поваренком, а после ее ранения за подготовку Мити к охоте взялся Гриша Самсонов.

      – Ниче так, – отвечал Гриша, сосредоточенно помассировав челюсть. – Я думал, хуже будет.

      – Ну-ну, – хмыкнул Воеводин. Он считал, что Митю на поверхности ждет либо позор, либо смерть.

      Лена помрачнела. Она тоже временами переставала верить в успешное завершение рискованного предприятия, но уповала на лучшее.

      В комнате повисла неловкая тишина.

      – Чем занимаешься? – поинтересовался Эдуард, стараясь разрядить обстановку.

      – Да много чем. Стихи, например, пишу. Правда, они какие-то грустные получаются. Но если хотите, прочту что-нибудь.

      Она осторожно достала из-под подушки несколько тетрадных листов, пробежала взглядом по кривым, танцующим строчкам – писать левой рукой было очень непросто, – и остановилась на крайнем стихотворении.

      – Надо еще поработать над этой вещью, она немного не закончена. Навеяно воспоминаниями отца и моим хреновым самочувствием, – Лена прокашлялась, вдохнула. Выдохнула и начала читать.

      Болею. На щеках

      По ядерному взрыву.

      Нерусская тоска

      По Финскому заливу,

      По мокрым валунам

      (От слез или от соли),

      Коробочным домам…[6]

      – Здорово. Образно, – улыбнулся Гриша, дослушав стихотворение, остальные закивали, соглашаясь. – Мне особенно понравилось про ядерные взрывы на щеках.

      – Какова жизнь, таковы и метафоры, – заметил Иван Степанович. – А это что у тебя за книга?

      – А, это. Сказки, – Лена небрежно махнула здоровой рукой. – Обычные детские сказки. Про Колобка, про Ивана-Царевича – глупости, короче.

      – Зачем ты так? – слегка нахмурился Громов. – Говорят: «Сказка ложь, да в ней намек». Мудрость народная, так сказать. Сказки и сейчас сочиняют, знаешь ли. Правда, они такие жуткие – мороз по коже.

      – Помню, когда я еще мелкий был, мы с пацанами обожали страшилки всякие, – расплылся в улыбке Гриша Самсонов. – Соберемся где-нибудь в темном уголке и как начнем сочинять, кто во что горазд! До сих пор снятся иногда эти ужасы по ночам…

      – А добрые постъядерные сказки вообще в природе существуют? – спросила Лена, с интересом вслушиваясь в слова Гриши. – Или такая жизнь-жестянка нынче, что не верят уже люди в чудеса?

      – Почему нет. Есть, – произнес Иван Громов. –

6

Стихи Савитри Пинягиной.