Банка для пауков. Виктор Галданов

ее как репортаж с юбилея почетного гражданина нашего города. Этот человек известен всем, он ничуть не стесняется своего имени – имя этому человеку – Мафия. Да, многие газетные и журнальные материалы, появившиеся в последние годы указывают на то, что этот человек стоит за десятками кровавых убийств и злодеяний, сотрясающих наш город. И этот человек не сидит на параше, не жрёт тюремную баланду, не пилит дрова на Колыме, нет сейчас он возглавляет банкет в свою честь во Дворце молодежи и принимает поздравления от самых знаменитых личностей нашего города…

* * *

      – …и лично вы, дорогой Вано Авессаломович, – прочувствованно завершал мэр, – стали для нашего города и другом, и защитником, и кормильцем! Вашими усилиями и заботой наши юноши становятся мужественными и закаленными!..

      «И активно пополняет ряды бандитов и рэкетиров…» – в тон ему пробормотал лейтенант Иващенко.

      – Хорошеют и расцветают на глазах наши девушки! – восклицал мэр.

      «…которых вы потом продаете в арабские бордели…» – подхватил лейтенант. В наушниках ему отозвалось несколько смешков его коллег, охраняющих покой мероприятия.

      – Благодаря вам непрестанно ширится меценатство среди наших банков и торговых фирм…

      «… которых вы обложили нещадной данью…»

      «Тишина в эфире! Кто там пиз…т?» – строго произнес в наушниках голос майора Зайцева.

      Неожиданно ему ответили три слова. Три непечатных слова, которые русские дети выучивают сразу же после слова «мама».

      «… твою мать…» – тихо сказал лейтенант Иващенко. И еще раз повторил, но уже чуть громче.

      «Лейтенант! – опешил майор. – Вы соображаете, что говорите со старшим по званию?..»

      «В зале снайпер, товарищ майор! Ей-Богу, снайпер! Я вижу луч от лазерного прицела. Мамой клянусь, вон он сидит…»

      И лейтенант Иващенко, проследивший за движением красного зайчика указал пальцем как ребенок на воздушный шарик на человечье тело, раскорячившееся под куполом арены. Он даже не слышал, что на самом деле истошно выкрикивает эти слова в полной тишине, поскольку отвлеченный его голосом мэр оторвался от своей бумажки и тоже воззрился на него, а потом (по его пальцу) наверх.

      И сам юбиляр, услышав этот вопль, совершенно неприлично прервавший речь мэра, резко обернулся в сторону портала, откуда тот доносился. Затем он перевел взгляд на мэра, собираясь видно жестом успокоить его – но мэр не смотрел на него. Он запрокинул голову и уставился носом вверх. И туда же были устремлены взоры всех в этом зале. А там, в вышине, чернело что-то, похожее на гигантскую муху в паутине тросов, в освещенном стеклянном стакане. И эта муха искрилась красным. Совершенно непринужденно рубиновый лучик блеснул прямо в глаза Вано, потом перепрыгнул и преломился в стакане с водкой, которую тот держал в застывшей руке. Затем он скакнул на несколько сантиметров вверх и… Вано будто физически почувствовал, как он уселся на его переносице. Он сморгнул, чувствуя себя совершенно