Над гнездом кукушки. Кен Кизи

Изредка какой-нибудь дурень спросит, что это такое он должен глотать.

      – Ну-ка, погодь, лапочка; что это за красные таблеточки с моей витаминкой?

      Я его знаю. Большой такой, ворчливый острый, уже прослывший возмутителем спокойствия.

      – Просто лекарства, мистер Тэйбер, для вашей пользы. Ну же, примите.

      – Но я в смысле, что за лекарства. Господи, я и сам вижу, что это таблетки…

      – Просто проглотите их все, хорошо, мистер Тэйбер? Только ради меня.

      Она бросает взгляд на Старшую Сестру, ища одобрения своей тактике умасливания, и снова смотрит на острого. Который все еще не готов проглотить неизвестно что, даже ради нее.

      – Не хочу создавать проблемы, мисс. Но я также не хочу глотать не пойми что. Откуда мне знать, что это не одна из тех чудны́х пилюлек, от которых я стану не тем, кто я есть?

      – Не переживайте, мистер Тэйбер…

      – Переживать? Я всего лишь хочу знать, христаради…

      Но тут незаметно подкралась Старшая Сестра и взяла его за локоть, парализовав до самого плеча.

      – Все в порядке, мисс Флинн, – говорит она. – Если мистер Тэйбер решил вести себя как маленький, нам придется поступить с ним соответствующим образом. Мы пытались быть добрыми и деликатными. Видимо, зря. Враждебность, одна враждебность – вот чего мы добились. Можете идти, мистер Тэйбер, если не хотите принимать лекарства орально.

      – Я всего лишь хотел узнать, Христа…

      – Можете идти.

      Она отпускает его руку, и он уходит, ворча, и слоняется перед уборной, гадая, что это за таблетки. Один раз я спрятал такую под язык и сделал вид, что проглотил, а потом вскрыл в чулане. За долю секунды перед тем, как она превратилась в белую пыль, я различил там микросхему, вроде тех, с какими имел дело в армии, в радарных частях: микроскопические проводки, электроды и транзисторы – из тех, что растворяются при контакте с воздухом…

      В восемь двадцать выдают карты и мозаику…

      В восемь двадцать пять один острый сболтнул, как подглядывал за сестрой в ванной; трое, сидевшие с ним за столом, встали и двинулись, толкаясь, к журналу учета…

      В восемь тридцать открывается дверь в отделение, и вваливаются два техника, источая винные пары; техники всегда ходят быстро, чуть не бегом, потому что всегда чертят носом и должны двигаться, чтобы не упасть. Они всегда чертят носом и всегда пахнут так, словно стерилизовали свои инструменты в вине. Они вошли в лабораторию и прикрыли за собой дверь, но я мету неподалеку и различаю голоса сквозь зловещее зззы-зззы-зззы, словно точат ножи.

      – Что у нас в этот безбожно ранний час?

      – Надо вживить выключатель любопытства одному проныре. Она говорит, дело срочное, а я даже не уверен, есть ли у нас в запасе одна из этих хреновин.

      – Может, придется звякнуть в Ай-Би-Эм, чтобы выцепить одну для нас; дай-ка схожу переспрошу на складе…

      – Эй, захвати-ка бутылку того чистогана, раз уж пойдешь, а то я вообще ни хрена не вживлю –