Сгоревшая под дождём. Анеле Лантана

начинала тосковать по матери, по родному городку и думала о том, как тяжело полюбить места, далёкие от дома. Никогда ещё Ася не спала так крепко, как здесь, даже во времена сессий, когда времени на сон оставалось всего ничего. И дело было не в большой удобной кровати с белоснежным, пахнущим лавандой, бельём. Просто двадцать ребятишек, за которыми с утра до вечера смотрела Ася, что называется, выжимали из девушки все соки. Когда Ася смотрела на шкаф, что был высотой с трёхлетнюю берёзу, росшую на площадке для игр у дома, она с улыбкой думала о том, что в нём поместились бы вещи всех студентов, что жили в общежитии, сразу. Её же скудные вещи занимали лишь две полочки. У окна, из которого можно было наблюдать озеро, в котором плавали пять белых лебедей, стоял большой письменный стол. Это был единственный предмет в комнате, который не нравился Асе, оттого что он был чёрный. А тёмные цвета с детства угнетали, а порой пугали девушку.

      Ася обратила свой взор на стол и медленно, как бы опасаясь этого, по сути не представляющего никакой для неё и вообще не для кого опасности предмета, подошла к нему и впервые положила на него свою хрупкую влажную руку. Сделала она это предельно осторожно, словно попыталась приручить зверя. К пальцам тут же прилипли пылинки, что опускались на стол в течение трёх дней (Ася ещё не стирала в комнате пыль). Ася села за стол, взяла с его края белый лист с ручкой и принялась писать.

      «Ну вот, дорогой мой человечек, я наконец выкрала у этой жизни крохотный отрезок времени, чтобы поведать тебе о своей, в каком-то смысле, новой жизни. Во вторник двадцатого числа я прибыла сюда с чемоданом в руках. Я дрожала как мышка, когда администратор, прелестная молодая девушка, провожала меня до кабинета управляющей. Я молила Бога, чтобы человек за дверью оказался благосклонным ко мне. Это оказалось не совсем так. Виктория Игоревна, властная женщина в возрасте, едва увидев меня, заявила: „Ребёнок приехал воспитывать детей. И кому в голову приходит выпускать таких слюнтяек?“ Повздыхав и поохав, управляющая всё-таки приняла меня на работу, чему я бесконечно рада. Я сказала Виктории Игоревне, что не подведу её, но не была уверенна, что выполню своё обещание. Мне как воспитательнице выделили отдельную комнату. Она замечательная. Она похожа на номер в той гостинице, где мы с тобой однажды ночевали, когда приезжали в Архангельск на похороны тёти Иры. Ты ещё тогда говорила, что такой роскошной мебели не видала отродясь. Не хочу жаловаться, но работа моя тяжёлая. Двадцать детей каждое утро ждут, когда я помогу им одеться, отведу их в уборную, потом в столовую, уговорю, если не каждого первого, то второго, съесть хотя бы пару ложек каши или супа. Благо, на десерт им всегда дают настоящую вкуснятину. После завтрака я веду их на занятия, которые проходят в кабинете на четвёртом этаже. Их учат читать, писать и считать. Пока идут занятия, я должна находиться в кабинете и угоманивать нарушающих дисциплину ребят. После занятий я снова веду их в столовую уже на обед. После обеда мы идём с детьми на площадку. Там они