Ураган. Игорь Павлович Соколов

что она могла,

      Твоя – навеки – вечная калека!

      Может, поэтому и эти летние вечера были лишь маленькой светлой полосой в вашей запутанной жизни… Конечно, ты не бил ее, не резал, но словом гаже плетки оплетал!

      Воздух! Вот с чем ты мог сравнить ее, чтоб иногда привлечь ее пламя на миг… А после того, как ты овладел ею, в душу возвращалось обычно отвращение…

      И ты шел дальше своих мыслей, в никуда…

      Никто не мог сказать тебе, что ты скотина!

      Никто не мог тебя остановить.

      Итак, пройдя лишь жизни половину…

      Ты захотел ее покинуть или убить!

      Хотя и это становилось почему-то гнуснейшей позой помраченного ума!

      Отличие, странное и ни на что не похожее отличие от других, – вот что ты видел в своей жизни, и что тебя заставляло терпеливо относиться даже к собственному бесстыдству. В конце концов, и другие супруги ругаются и не находят мира в своей семье, но только не вы, прекрасный молодой супруг и жалкая никчемная калека…

      Абстракция и тела, и ума!

      Она одна безжалостно нага!

      Она одна перед тобой бессильна,

      И поэтому твоя горячая рука

      Ее лоб холодный гладит…

      Пот обильный с него стекает,

      Когда грустная жена

      Себя в скорлупке еле сохраняет…

      Алкоголь возник постепенно! Как кошмарные фантазмы какого-нибудь ночного поэта, ее обрубки и сплющенное набок лицо задавали себе вопросы: где, когда и зачем, для кого я живу?! Потом все вопросы сливались с тобою в тоску, а там только шаг один оставался к безумному морю, откуда забвенье черпали себе остальные…

      Она забывала про все когда отравлялась…

      Ты знал, в ее черепе дырка а в дырке пластинка,

      Но все равно давал пить, ничего не желая…

      Она кусала тебя со смехом, хмельная…

      Она изгибалась всем телом, как будто змея…

      И член свой брала в свои сочно-пьяные губы…

      И сперму глотала, как будто небесный нектар…

      Потом ее быстро рвало, и ты ставил ей клизму…

      И лоб мокрой тряпкой от пота ее вытирал…

      И целовал ее грустные впалые щеки…

      Глаза, косящие вниз к невеселым обрубкам…

      И песню шутя напевал, вызывая из плена,

      Из плена безумья, родное свое существо…

      А потом у нее начались запои… Ты как дурак уговаривал ее не пить, и все равно покупал для нее любое вино, какое только попросит…

      Желанья, как части срамные

      Из тела, как сгусток Души…

      Теперь каждый день тошнило ее,

      И в помоях квартира была,

      Но ты все равно покупал…

      Как странный ребенок смотрел на нее и дивился…

      Игрушка чрезмерно забавной была для тебя.

      А после опять держал ее тело над ванной

      И в чистой воде как святыню ее обмывал…

      После чаем поил и клал на белую простынь…

      И книги, как в детстве,