Детские. Валери Ларбо

деле, надо было видеть передник и юбку, дабы понять, что это девочка).

      Голубые глаза, нос немного широкий, чуть вытянутый, на щеках веснушки. Маленькие, раскрасневшиеся руки смиренно сложены поверх фартука в синюю и белую клетку.

      Милу смотрит на руки и замечает глубокий шрам, оставшийся от топорика. И весь облик Жюстины при первом же взгляде говорит о страданиях, о тяжком житии маленьких пастушек. Она старается спрятать невзгоды за тонкой нежной улыбкой, тем не менее невзгоды видны и сияют вокруг нее во всей своей славе. И сразу же, даже не молвив ни единого слова, Жюстина попадает в воображаемый мир Милу, присоединяясь к Данба и маленькой Розе. Разве не страдала она так же, как маленькая Роза (правда, для нее все происходило на самом деле)? Ты страдаешь, и никто не любит тебя, и говорят всегда с тобой грубо. Вот почему я пойду к тебе навстречу, возьму тебя за руку и поведу в место лучшее, прямо у моего трона, в стране, где я – король.

      – Откель ты, кошурка? – спрашивает месье Реби, чтобы показать свое знание пату а.

      Жюстина отвечает, что она из Игранда. Мадам Сорен пристально на нее смотрит.

      – Скажи мне, дитя, чего тебе больше хочется: поесть или помолиться? – спрашивает она.

      Когда с пристрастием расспрашивают человека, которого любишь больше всего на свете, кажется, что расспрашивают тебя самого, и отвечаешь потом тоже будто бы ты, а не он. Нерешительный взгляд Жюстины встречается с взглядом Милу, тогда она понимает, что именно нужно ответить, дабы понравиться мадам Сорен.

      – Мне больше хочется поесть, нежели помолиться, мадам.

      Все смеются. Ее отпускают, махнув рукой, и, когда она уже ушла, гости все еще продолжают смеяться. Милу счастлив, словно выиграл какое-то важное состязание.

      И отныне Жюстина составляет часть его жизни, его подлинной жизни – той, что он проживает в невидимом мире, где он такой большой, все и вся побеждающий.

      В «Терниях» Милу спит не в алькове, как в Монлюсоне, а в спальне матери, у него там отдельная маленькая кроватка.

      Месье Реби занимает соседнюю спальню, дверь в которую остается открытой. Проворочавшись целых три часа, ближе к полуночи Милу больше не в силах сдерживаться:

      – Мама?.. Мама?

      – А, что?

      – Мама, я хочу тебе кое-что рассказать.

      – Что ж, расскажи.

      – Я сочиню басню.

      – Что сочинишь?

      – Басню!

      (Милу знает: то, что он хочет написать, в «Поэтической сокровищнице» зовется «стихами».

      Он никогда не произносил это слово громко, оно кажется ему высокопарным, диковинным, слишком красивым, и он опасается, как бы не дрогнул голос, когда он начнет говорить об этом.)

      – Ты хочешь написать басню? О чем?

      – Басня будет называться «Несчастный топорик».

      – И поэтому ты решил меня разбудить? Какой ты смешной, как же топорик может быть несчастным? Это ведь глупо. Иди лучше спать.

      Милу, сам не зная почему, опасается, как бы мать не догадалась, что мысли о топорике и новой пастушке меж собой связаны, он сохраняет