Кудеса для Евы. Елена Ликина

дёрнулась и встретилась глазами со странным уродцем. В чёрном тряпье, перекрученный да переверченный, словно корни древнего дерева, выглядывал тот из-за ближнего заборчика и целился заиндевевшей шишкой. Увидев, что его заметили, он тотчас метнул шишку, но от повторного болезненного удара Еве удалось увернуться.

      – Вы чего? – выкрикнула она, не успев как следует испугаться. – Совсем спятили?

      Уродец захихикал и, сиганув на дорогу, запрыгал вокруг.

      Ева смотрела во всех глаза, но не могла разглядеть лица лилипута. Тот же заходился трескучим смехом, колесом крутился перед ней.

      – Брысь, ты! Не к месту здеся! – проскрипело позади, и уродец разом ввинтился в сугроб, разметав по сторонам снеговую пыль.

      Пытаясь унять подступающее кружение, Ева стянула шапку – в голове что-то плавно покачивалось и плыло.

      – Три дороги, три пути! Что выберешь – то останется. – старушонка, замотанная по самый нос, появилась откуда-то сбоку. Из-под облезлой залатанной накидушки выглядывал одинокий громадный валенок.

      – Она в нём скачет, что ли? – подумала Ева, поспешно отводя глаза.

      – Скачет, скачет, – покивала старушонка, и Ева отчаянно покраснела. Стараясь загладить неловкость, поздоровалась как можно вежливее.

      – И тебе не хворать, – хихикнула старушонка. – Про дороги-то поняла?

      – Нет. – честно ответила Ева. – Разве это мне говорилось?

      – А больше ведь некому. – старушонка извлекла из валенка коробок вроде спичечного. – На-ка. Прими.

      – Зачем? – не поняла Ева.

      – Прими, говорю. Нынче в полночь открой.

      – Да зачем? Что там?

      – Увидишь! – старушонка всё протягивала коробок. Бледная синеватая рука, покрытая пупырышками гусиной кожи, слегка подрагивала.

      Ева пожалела бабку и послушно взяла коробок.

      – В полночь открой! – повторила та. – Не попутай!

      – А что за дороги-то? – переспросила Ева.

      – Судьбина твоя.

      – Вы гадалка? Откуда про них узнали?

      – На лбу подсмотрела. – охотно объяснила старушка. – Сколько морщин – столько дорог!

      И захихикала, заходила ходуном. Из-под широкой одёжки посыпались на снег такие же одинаковые коробки.

      Ева сунулась было подобрать, да старуха остановила, взвизгнула пронзительно:

      –Не тронь чужое! Не для тебя приготовлено!

      – Я помочь хотела, – растерялась Ева.

      – Не просят – не лезь! – отбрила старушонка недовольно и вдруг подобралась, будто кошка перед прыжком.

      – Не звали! Не ждали! Вертайся назад! – издали орала Матрёша. – Не звали! Не ждали! Вертайся назад!

      Старушонка зашипела зло, ощерилась мелкими острыми зубами, но задерживаться не стала, резво поскакала вдоль улицы. Валенок отлетел в сторону, обнажая огромную синюшную птичью лапу!

      Ева так и осталась стоять с открытым ртом, сжимая в ладони коробок.

      – Ты как, говорила с ней? Брала что-нибудь? – Матрёша бесцеремонно завертела девушку, озабоченно осматривая.

      – Кто