Александра и Курт Сеит. Мария Вильчинская

      Глава 2

      Экспроприация

      – Не лучшее это время для выхода в свет, – негромко сказал Юлиан Матвеевич, глядя сквозь стекло в закрытом экипаже на безлюдную улицу.

      Он внезапно почувствовал себя нехорошо и решил откланяться, хотя бал у Бобринских был еще в самом разгаре. Обеспокоенные дочери собирались поехать с ним, но он уверил их, что ничего страшного, просто в его возрасте и с его состоянием здоровья светскими развлечениями лучше не злоупотреблять.

      В конце концов было решено, что он уедет, а Валентину после бала привезут домой родственники Кости. Шуру тоже уговаривали побыть на балу подольше, но она не хотела оставлять отца одного, и к тому же у нее в отличие от сестры не было личных причин, чтобы задерживаться.

      Она так и объяснила: это Валентину нехорошо лишать возможности побыть еще часик-другой с любимым женихом, они так давно не виделись. А для нее этот бал – всего лишь бал, будут и другие.

      Было, конечно, и то, что она не сказала. После ухода Сента краски словно поблекли, а музыка стала скучной. И ведь она вовсе не ожидала, что он там будет, не думала о нем, а стоило ему появиться, и все остальное стало неважным и неинтересным.

      Так и получилось, что Шура на самом деле покинула свой первый бал без малейших сожалений и теперь сидела в экипаже напротив отца, стараясь сохранять безмятежный вид и не показывать своего беспокойства из-за его недомогания.

      – Не лучшее сейчас время для развлечений, – задумчиво повторил Юлиан Матвеевич в ответ на ее вопросительный взгляд. – Я понимаю, твоя матушка права, жизнь должна идти своим чередом даже в войну, но все же… – Он покачал головой. – В Петрограде и Москве перебои со снабжением, солдаты дезертируют с фронта, рабочие недавно опять устраивали стачку и демонстрации, которые пришлось солдатам разгонять. А мы на балах танцуем. Стоит ли удивляться тому, что простой люд смотрит на нас с негодованием.

      Он говорил так серьезно и печально, и на лице его была видна такая серьезная озабоченность, что Шуре передалась его тревога. О стачках и демонстрациях она знала мало, барышням о таких вещах рассказывать не принято, но об усталости от войны уже говорили даже в светских салонах. Она, правда, не знала, к чему это может привести, но подозревала, что волнения среди рабочих тоже с этим связаны.

      – Быть может, нам не стоит надолго задерживаться в Петрограде. – Она взяла отца за руку. – Послушаем, что скажет профессор Егоров, и вернемся домой. Мамино желание выполнено, в свет меня вывели.

      – Всего на один бал.

      – А зачем больше? Ты ведь прав, не время сейчас. Война, и ты болеешь… как-то не до балов. – Шура постаралась улыбнуться. – И я не такая уж старая, могу выехать в свет и в следующем году. Не обязательно в Петрограде, можно и в Москве.

      Юлиан Матвеевич вновь посмотрел в окно, на освещенную электрическими фонарями набережную и пробормотал:

      И перед младшею столицей

      Померкла старая Москва,

      Как перед новою царицей

      Порфироносная