Сериал с открытым финалом. Участь человечности в зеркале кинематографа. Юрий Богомолов

для укола.

      25

      Я уже вижу наш мир, который

      покрыт паутиной лабораторий.

      А паутиною траекторий

      покрыт потолок. Как быстро!

      Это неприятно для глаза.

      Человечество увеличивается в три раза.

      В опасности белая раса.

      Неизбежно смертоубийство.

      26

      Либо нас перережут цветные.

      Либо мы их сошлем в иные

      миры. Вернемся в свои пивные.

      Но то и другое – не христианство.

      Православные! Это не дело!

      Что вы смотрите обалдело?!

      Мы бы предали Божье Тело,

      расчищая себе пространство.

      27

      Я не воспитывался на софистах.

      Есть что-то дамское в пацифистах.

      Но чистых отделять от нечистых —

      не наше право, поверьте.

      Я не указываю на скрижали.

      Цветные нас, бесспорно, прижали.

      Но не мы их на свет рожали,

      не нам предавать их смерти».

      Бродский пророчил, что в тупике окажется если не сама западная цивилизация, то, по крайней мере, ее существенная основа – христианство. Похоже на то, что так оно и случилось, если принять во внимание сегодняшние эксцессы и тренды в мире политики, а также состояние умов граждан, полагающих себя далекими от политики или просто людьми вне политики.

      Это то, что касается художественной культуры в роли Кассандры. Что же касается понимания прошлого, то на сей счет есть литая формула Пушкина, выраженная в частном письме: «История народа принадлежит поэту». Не государю, как полагал Карамзин. Не народу, как уверен был Муравьев еще до своего выхода на Сенатскую площадь. И даже не Минкульту, как посчитал господин Мединский.

      Понятно, «принадлежит» не в том смысле, что историческое прошлое находится во власти поэта, который волен так или иначе его толковать и пересказывать. Просто он способен его понимать глубоко и, следовательно, истинно, подтверждением чему стали и собственная художественная практика Пушкина, и исторические хроники Шекспира, и историческая проза Толстого.

      Наконец, на тех же основаниях следует отдать приоритет художнику перед журналистами, политологами, политиками и чиновным сословием в понимании того, что мы называем современностью. Тут самые верные примеры – Гоголь и Достоевский. Хотя нет такого госчиновника в нашей будничной действительности, который бы не исходил из того, что он-то вернее всякого бумагомараки способен судить о том, как устроена повседневность и как она должна быть обустроена в согласии с его понятиями о нуждах сиюминутного Левиафана.

      В том и разница: обыватель, будь он ответственным исполнителем или безответственным потребителем, желает от художника одного, чтобы искусство служило у него на посылках, а до его самоценной эвристической способности ему и дела нет.

      Но именно она (и только она) и позволяет искусству стать неопровержимым