Ведьмино кольцо. Александр Руж

на котором меня вчера с ветерком прокатили от станции. Почему бы не быть и мотоциклу?

      – Откуда богатство?

      – У Колчака отбили. Птаха – не смотри, что увечный. У него руки откуда надо растут, клопа ему в онучи. Подлатал, подшлифовал… Бегает машинка! Гхы, гхы…

      Взгромоздились мы все втроем на механическую конягу, Птаха нацепил очки-консервы, ударил по газам, и колеса с пневматическими шинами пошли наматывать деревенскую грязь. «Блэкберн» за считаные секунды разогнался верст до тридцати в час. Мог бы бежать и быстрее, но сметливый надзиратель не увеличивал скорость – учитывал рельеф местности. Мне досталось заднее сиденье, и я подскакивал на нем, будто участвовал в техасском родео. Егору Петровичу, сидевшему в коляске, приходилось не легче – на каждой колдобине он постанывал, бранился и сплевывал за борт.

      Райцентр мы проскочили молниеносно и ворвались в изумрудные облака березовой рощи. За ними потянулась луговина, она сменилась болотными кочками. Венец путешествия – заросший погост с перекошенными крестами и ободранными памятниками, на которых виднелись выбоины от пуль. Под Пермью, как я читал в новейших учебниках истории, шли жестокие бои с белогвардейщиной. Не обошли они стороной и местечки вроде Усть-Кишерти.

      Участковый Птаха заглушил двигатель и затарахтел:

      – П-п-п-п…

      – Приехали, шабаш, – закончил за него Егор Петрович и выпростался из коляски.

      Да, поездка далась ему тяжко. Он долго стоял, скособочившись, массировал свои филейные части и откашливался. А я тем временем смотрел, куда это мы прикатили. Могилки производили впечатление заброшенных, нигде не видно свеженасыпанных холмиков, а лопухи над гробницами кое-где вымахали на целый метр.

      – Это старое кладбище, – прокряхтел Егор Петрович, через силу разгибаясь. – На нем, почитай, лет двадцать не хоронят. – И со скрежетом поворотился к Птахе. – Где, говоришь, разорили?

      – Т-т-т-т-т…

      – Понял, найдем.

      Следуя указаниям надзирателя, мы перешагнули через поваленную ограду, продрались сквозь репейник и очутились возле разоренного захоронения. Чернела выкопанная яма, подле нее валялся столбик с треснувшей перекладиной, там и сям были раскиданы куски гранитной плиты.

      – Кувалдой поработали, ироды, – заключил Егор Петрович. – А то и ломом, клопа им в онучи.

      Я недоумевал. Чего ради кому-то вздумалось курочить старую могилу и почему субинспектор ЦАУ посчитал это событием, достойным внимания сотрудника ОГПУ?

      Первым делом надо было установить, кого, собственно, вырыли. Карандашик Птахи затанцевал по доске, и вскоре мы узнали, что имя погребенного было Кушта, в православии Константин, происходил он из вогулов, в эру махрового царизма считался у них главным вождем, шаманом, гуру и прочая и прочая. Вогулы со своими оленьими стадами вольготно кочевали с севера на юг и с востока на запад, Кушта умело направлял их к пастбищам, предостерегал, лечил от болезней снадобьями и предсказывал погоду. Но однажды этот великий человек объявил, что на него снизошла благодать и он не желает больше поклоняться идолищам,