Соло. Аврора Ансер

смеётся. Но идёт. И вот в таком виде – я, обняв Жанну за плечи, почти неся её, и она, взъерошенная, с порозовевшими щеками и блестящими глазами, выглядывающая из-под моей руки – мы вывалились во двор. Почти столкнулись в дверях с Кирой, прошедшей мимо с застывшим лицом и презрительно изогнутыми губами.

      – Она предвзята, ты не можешь быть злом, – говорит о профессорше Жанна во дворе. – И смотрит на меня с таким сочувствием, будто ей меня очень жалко.

      Я слишком поздно замечаю, что сначала профессор своим высказыванием, а потом мы сами совместным появлением во дворе привлекли внимание других студентов. У которых появляется осознание, что мы друг к другу какое-то отношение имеем. Да и пусть знают, так даже спокойней – не посмеют больше подкатывать к Жанне.

      Мы вместе две первых пары, на третьей разойдёмся по разным кабинетам. После перерыва провожаю её до аудитории, на свои занятия решаю не возвращаться. Не хочу сидеть один, не хочу ни с кем общаться. Выхожу на улицу, в яркое осеннее солнце, просто бреду по улице, тяну время.

      На одной из улиц натыкаюсь на тату-салон, вроде, я его раньше тут не видел. Да откуда, я же пешком хожу теперь исключительно редко. На рекламе мужик с драконом во всю спину. У меня появляется странная, но навязчивая идея.

      Захожу, у них на двери брякает колокольчик. Из глубин помещения выходит девушка, симпатичная, только улыбается слишком мило. Знаю, что в таких местах, особенно в центре, рисунки делают по записи, но меня берут сразу. Предлагают альбомы, красочные буклеты. Но я знаю, как хочу, мне всё это не нужно. Тогда девушка-администратор уходит, чтобы позвать мастера.

      – Артём, – ко мне выходит молодой парень, протягивает руку.

      – Надо выбить одну букву, и только красным, – говорю парню, он, наверное, и есть мастер.

      Мне снова показывают варианты. Вместе с мастером выбираем рисунок в орнаментальном стиле. Три часа длится сеанс, всё же тату небольшая. Артём за работой рассказывает мне, что завтра участвует в каком-то конкурсе, и такая жалость, что я не пришёл раньше. Он бы обязательно пригласил меня в качестве модели, но сегодня – это слишком поздно, до завтра татуировка ещё не заживёт…

      Когда поднимаюсь, в зеркале вижу, что сейчас рисунок почти не видно, красный на покрасневшей воспалённой коже. Ничего, на мне все заживает, как на собаке. Через день-другой уже будет у меня на сердце красная «Ж» в сложном растительном узоре.

      Я не знаю, зачем я это сделал. У отца есть татуировка – у него красная «N» на сердце, мою маму звали Натали. Я не спрашивал, ему её накололи, или это появилось после свадьбы, всё-таки, у нас не все обычно. Есть наверняка какой-нибудь обряд, но я о нём не знаю. Надо было бы спросить, конечно, только вот сейчас не у кого. Да и раньше, как мне помнится, отец на разговоры со мной время особо не тратил. Удивительно, что, когда появилась Элен, татуировка у отца не исчезла и не изменилась. Может, стала чуть бледнее и меньше, но буква у отца по-прежнему мамина. А я даже не спрашивал и не знаю, любил ли отец мою мать. Слышал только, что я на