Ты 24. Лена Кончаловская

phasis>весна забрала

      камушек с твоим именем

      я слышу ее шаги

      зимой можно

      летом иметь круги

      он лежит на дне острый

      твой камушек

      с тупым именем

      друг мой

      с твоим именем

      друг мой

      мой камушек

Паша Артемьев

      Тоненький загорелый мальчик подбрасывает мяч в синее небо, и брызги блестящей россыпью разлетаются в воздухе. Его длинные шустрые ноги скользят по песку под водой, плавки приспустились вниз, обнажив ровную светлую полоску на животе.

      Я сильно бледнее его, сразу видно, что море я вижу впервые за долгое время. Красный купальник слишком красный. Неловкая, стыдливая белизна неприкрытой кожи. Ноги под водой выглядят совсем бесцветными, почти прозрачными. Невесомость.

      Чем дальше от берега, тем сильнее ощущаешь свою телесность – попытка войти в безопасную зону физического, собрать воедино границы своих форм. Руки, спина, живот. Голова на поверхности. Над водой и над телом, и кажется, будто всё существо сейчас тоже стеклось наверх, к самой макушке, превратившись в одну тонкую пульсирующую линию. В этой точке можно услышать более отчетливый голос, будто радиосигнал поймал наконец чистую волну, и звук изнутри слышится как бы снаружи, извне – без помех, хоть и немного отстраненно. Голос над головой.

      Ложусь звездой на упругие волны, и отсюда, с середины моря, кажется, что небосвод и правда похож на голубой бездонный шар. Свод. Объятие. Цвет: синий.

      Небу всё равно, по небу плывут облака, что ему до нас и наших земных печалей.

      Запрокидываю голову, позволяя воде забраться в уши – глухой звук плещущихся волн. Солнце уверенным прикосновением отпечаталось на моей макушке, и теперь, опустив затылок в прохладное море, ледяное касание проскальзывает по спине. Голос резко обрывается и растворяется в соленом плеске, возвращая меня в тело. Замри.

      Слышу, как по дну перекатываются песчинки, и в ушах фоном всегда шуршит, позванивая, морское дно.

      Вперед, назад, вперед, назад.

      Мне кажется, кроме меня никто не замечает этот шепот. Как и меня саму.

      Вода уносит меня к буйкам, а я не сопротивляюсь. Сопротивляться вообще не имеет никакого смысла. Со и против. Против, но вместе? Навстречу.

      Скалистый берег наклонился вперед, вдалеке, затянутые туманом, возвышаются горы, и с первого взгляда не разберешь, облака это или край земли.

      Интересно, где ты сейчас? На краю земли?

      Да.

      Да и я, в общем-то, не в раю.

      Стройные кипарисы обрамили откос скалы. Их всегда аккуратно высаживают в ряд, один за другим, как армию воинов, охраняющих периметр. Величественное и одинокое дерево печали. Стройная стрела смерти, устремленная в небо. Дерево вечной тоски. И Кипарис не хотел убивать оленя, он любил его.

      Если бы ты был деревом – ты был бы кипарисом.

      (имя твое во рту – барбарис

      и твое дерево – кипарис)

      Нужно плыть к берегу. Не хочется.

      На суше всё иначе, и как только ноги касаются каменистого дна, тело тут же возвращается в себя. Щурюсь на солнце, с усилием разводя плотную воду руками. Мокрые пряди волос прилипли ко лбу, соленые капли застыли на ресницах, обжигая глаза.

      Плавать изящно и не теряя лица – особый талант. В воде все выглядят довольно жалко, никакой эротики.

      Сексуальность появляется только на берегу. Белые следы от лямок на загорелых плечах. Узор соли на коричневатой, блестящей от масла коже. Струйки воды, стекающие вниз по животу.

      Да.

      Но в воде – никогда. Даже влюбленные, хватающие друг друга за талии, забирающиеся руками в плавки, думая, что их никто не видит, улыбающиеся солеными губами. Даже они выглядят довольно жалко. Стихия всех нас делает немного детьми – неуклюжими, восторженными и беззащитными. Дитя человеческое.

      Доказательство.

      Выбираюсь из воды, стараясь не терять равновесие на скользкой колючей гальке. Сажусь на корточки на самом краю берега и, изнывая на огненном полуденном жаре, усердно перебираю камушки.

      Мне нужны только зеленые. Гладкие и блестящие.

      Камушки с твоим именем.

      Набираю целую горсть – неразменная монета. Влажные, похожие на крошечные бусины твердые шарики переливаются на ладони. Крепко сжимаю их в кулачке и, перепрыгивая с ноги на ногу, бегу по раскаленному пляжу под зонтик.

      Пол – это лава.

      Рядом лежат они. Пожилая пара, цвета жженого сахара. У него нос горбинкой, тонкие гнутые губы, поджарое тело, высушенное южной жарой и долгими прогулками по горам. Она похожа на голливудскую кинозвезду – волосы собраны в высокую прическу даже на пляже, на тонких темных руках увесистые золотые браслеты-утяжелители.

      Бросила