Год волка. Андрей Андреевич Томилов

Ох и боюсь…

      Снова глянул в оконце, будто ждал кого. Да, и ждать будешь, так не увидишь, – ночь! Тайга и ночь! Генка тоже заворотил шею, всмотрелся в темень.

      – Чо случилось-то? Чо ты в загадки-то играешь?

      – Дура ты! Дура стоеросовая!

      – Я дура…?

      – А я, может, и того дурнее! Да не совладать мне одному с тайной-то. Не совладать… Боюсь…

      Степан чуть прилип к самому краешку нар, припал просто, вытянул шею, губы вытянул и, шёпотом, громким, но всё же шёпотом протянул:

      – Зо-ло-то!

      – Что золото?

      – Тихо ты, дура! Ой. Надеваю я петельку, однако. Ой надеваю. Сам себе на шее затягиваю… Говорю тебе: зо-ло-то там!

      – Где?!

      – В Бурлячем и есть! Балда!

      – С чего взял-то?

      – С того и взял, что сам видел. Вспомни, как ты ко мне в напарники-то попал? А? Кумекаешь?

      Генка зашкрябал пятернёй в шевелюре, кинул окурок в тазик под умывальником, где тот коротко шикнул и примолк. Печка шипела, сырые поленья на жару исходили соком.

      – Как попал? Директор послал. А чо не так-то?

      – Да, всё так. Только до тебя-то я поди тоже не один тут бегал, по тайге-то?

      – Ну?

      – Вот и «ну». И что посадили Серёгу-то, напарника моего, – слыхал?

      – Слыхал, понятно. За хулиганку его, вроде, в городе кого-то пырнул.

      – Пырнул тебе… Это всё хитрости. Уж расскажу теперь, как было. Ну, уж смотри! Ежели чего… Смотри!

      Степан широко, увесисто погрозил пальцем. Снова кинул взгляд на оконце, будто боялся, что кто-то подслушает, вникнет в тайну. Ладони запихал далеко под рубаху, будто замёрз крепко. Было видно, что очень волнуется, даже переживает. А рассказать всё же решился. Видно не мог боле сдерживаться, не мог таскать внутри себя тайну. Не мог.

      – Мы здесь с Серёгой пять лет вместе промышляли. Бурлячий всегда пустой был. Как ты и говоришь, проскочит один-два бусаря, и всё. И путик туда не рубили, – бестолку. Здесь, в пойме, хоть бельчонку собирать можно, а там и её нет, одни же ельники. Плодоносят раз в четыре- пять лет, да и то так себе. Короче, не интересный ключ.

      А тут случилось так, что я глухаря добыл. Как раз на той косе, что от Бурлячего намыта. Ну, добыл и добыл. Глухарь птица добрая. Какой охотник мимо пройдёт? Добыл.

      Степан шагнул до двери, и опять к столу. Руки мнёт в кулаках. Снова шагнул. Снова. Генка пялился во все глаза, ворочал головой, боясь пропустить хоть малое, хоть самое неприметное движение напарника. Рот как-то сам приоткрылся. Понимал, чувствовал, что где-то близко тайна. Она уже в воздухе витала, в клубах табачного дыма ворочалась как младенец в зыбке, – тайна…

      – Вот. Значит, добыл глухаря.

      Степан опять потирал руки, прятал их подмышки, сутулился.

      – Да не тяни ты кота за хвост. Я этих глухарей только за осень пять, или шесть добыл. И что с того?

      – Вот и я говорю. Добыл. Сюда принёс, к зимовью, значит. Давай обдирать. Вот. Шкуру, значит, стащил, крылья отрезал, нутро выдрал. Вот.

      – Ну,