Бесконечность. Алёшка Емельянов

прыть в перегное веков,

      мертвецкие лица, сухие затылки,

      овалы зарытых, скелетных венков,

      пороки, срастившие тяжкие сети,

      греховные связи и падальный быт,

      родители-мухи, опарыши-дети,

      асфальтные реки, но некуда плыть,

      кирпичики серые, будто бы мыши,

      дерев корневища и ветки рогов…

      И всё это движется, будто не дышит!

      Мне хочется в небо, где нет никого…

      Гражданка-тень

      Две комнаты тихо-прохладны.

      Не топлена старая печь.

      Одежды стары, не нарядны.

      Из глаза рассольная течь.

      Пристыли мозоли к ладоням,

      натоптыши – к пяткам, стопам.

      Живу, как лягушка, в затоне.

      Не верю иконам, словам.

      Вся скрючена тяжкой судьбою.

      Без целых костей, без зубов.

      Была магаданской рабою

      с ужасных тридцатых годов.

      Поганы свобода, неволя.

      Сипит и чуть кашляет дых.

      Живу бессемейною долей.

      Лишённая лет молодых.

      Владелица выпавшей матки

      от лагерных тягот и мук,

      бетонной и каменной кладки,

      погрузки бревенчатых штук.

      Под кожей скопленья болячек,

      потерь, изнуренья, невзгод,

      обид, метастазов червячных,

      прокисших желудочных вод.

      Анальная трещина с кровью.

      Душа безутешна, полна.

      Не встретилась в жизни с любовью.

      И в банке пилюля одна…

      Краткое жизнеописание

      В паскудный мир был выдавлен из чрева.

      Пронёс в себе тот первородный грех

      с больной душой, сердечным перегревом,

      храня на коже очень бедный мех.

      Тоска ума гнала от толп в каморки,

      и оттого, живя в них день за днём,

      я избежал любви, войны и порки,

      познанья женщины, побоев за углом.

      Внимал огулом фильмам и страницам.

      Свои стихи я прятал в тайный ларь.

      Людей читал по полуслову, лицам,

      и безошибочно давал диагноз – тварь.

      Я был затворником, почти самолишенцем,

      бежал и прятался от праздников и вин,

      хранил от радостей ранимейшее сердце,

      боясь любви, трагедий и крови.

      Страшился стать похожим на сограждан,

      от коих я стремился с малых лет,

      и сторонился их надменно и отважно,

      чурался вдруг впитать плебейский цвет.

      Себя берёг, спасался от планеты,

      порой за роды мать с отцом виня.

      Но гарь и грех, отравы, зло и беды

      входили в щели и вошли в меня.

      Я весь в сети бродящих метастазов,

      как рыба-кит, изловленный горбун,

      измучен я от низа и до глаза,

      и ждёт меня смертельнейший