Чудо-чадо и чудовище. Татьяна Любимая

голову, начала ковыряться в воздушной разноцветной пенке, что осталась от растаявших шариков мороженого. Глядя на ее потухшее личико, ругать и отчитывать свое чадо за неподобающее поведение с незнакомыми людьми  мне расхотелось. Она сама расстроилась, что ничего не вышло. И у меня остался неприятный осадок от испорченного обеда незнакомому человеку.

      Сидим, молчим, гипнотизируем пиалы.

      Дети, взрослые, подростки группками – все вокруг ходят, разговаривают, едят. Музыка негромко играет. Все как всегда в кафе и ничего не напоминает о случившемся инциденте. Только у меня губы до сих пор горят, в голове кисель, да дочь в упадническом настроении.

      – Мам, – Марина поднимает на меня синие–синие грустные глазки. – Почему поцелуй не сработал?

      – Не знаю, доча, наверное, потому, что мы не в сказке живем, а в реальном мире?

      Она упрямо качает головой – не то я говорю, не верит она.

      – Знаешь, – выдвигаю еще одну версию, – когда–нибудь этого дяденьку полюбит хорошая девушка, и он для нее будет самым красивым мужчиной на свете, не смотря на все его шрамы.

      – И ему не нужно будет превращения? Разве так бывает?

      – Бывает. И очень часто.

      Маришка надолго задумалась. Талое мороженое стоит нетронутым.

      – Заказать тебе еще порцию?

      – Не, – машет головой из стороны в сторону, отчего косички подлетают и падают. – Не хочу.

      И продолжает смешивать ложечкой две разноцветные пенки растаявшего мороженого.

      – Пойдем домой? – невыносимо больше смотреть на страдальческое лицо малышки.

      – Пойдем, – вяло отзывается дочка, кладет ложку и тихо выскальзывает из–за стола.

      Я тоже расплачиваюсь и через минуту над нашими головами раздается тот же раздражающе–переливчатый колокольчик.

      – Прогуляемся пешком? – предлагаю Маринке. Мысленно строю маршрут, который может поднять нам ей настроение.

      – Давай.

      Беру дочь за руку, идем с ней к пешеходному переходу, чтобы перейти улицу. Шоркая сандалиями, грустная кнопка идет позади меня.

      Теплый ветерок играется под ногами с тополиным пухом. Скопления белых пушинок вдоль бордюр всегда приводит в восторг мою кроху. Она зовет его летним снегом и хохочет, когда коварные пушинки залетают в нос, вызывая чих.

      Мы прошли уже несколько довольно-таки больших кучек пуха, а дочь молчит. И вообще как будто ничего не замечает вокруг.

      – Мариш, смотри сколько голубей. Хочешь, купим булку и покормим их?

      – Не хочу.

      Что–то я не припомню, чтобы дочь могла так долго быть в упавшем настроении. Обычно ей пяти минут хватает переключиться на новое событие, открытие, выбрать другой предмет для идеи, снова стать привычной непоседой, а тут…

      Идет, опустив голову и плечики, только косички с желто–зелеными резиночками на кончиках подпрыгивают в такт шагам. Жалко ее.

      Стоим на светофоре, ждем зеленого человечка. Бодро зачитываю стишок, жду, что Маришка присоединится:

      Если вспыхнет красный свет,

      Значит,