Дорога в никуда. Франсуа Мориак

эту минуту вошел Пьер, босой, в пижаме, с всклокоченной шевелюрой.

      Мадам Костадо раздраженно воскликнула:

      – Я тебе что сказала? Я ведь велела тебе спать!

      – А сон твоего веления не слушается. Взял да и не пришел.

      Робер вяло запротестовал:

      – Пьер, как тебе не стыдно! Зачем ты дерзишь?

      Пьер крикнул в ответ:

      – Уверен, что она не решилась признаться тебе, откуда она сейчас явилась, куда она ходила вечером…

      – Как ты смеешь называть меня «она», когда говоришь обо мне, да еще в моем присутствии!..

      Но Пьер, не обращая на мать внимания, продолжал:

      – Она была на Биржевой площади, тайком от нас… Весь вечер там провела.

      Робер посмотрел на мать. Красивое лицо его помрачнело.

      – Ведь это неправда, мама?

      Мать ответила вызывающим тоном:

      – Почему же неправда? Правда.

      – Ты видела мсье Револю?

      – Нет, он в Леоньяне. Я это знала и знала также, зачем он туда отправился, а Люсьенна ничего не знала… Понятно вам? Я решила ее предостеречь, и благодаря мне она поехала в Леоньян… А то вдруг, не ровен час, Оскар наложит на себя руки… Я, может быть, спасла ему жизнь. Да, да, очень просто…

      Робер тяжело вздохнул.

      – Ну, раз его самого не было дома, ты, конечно, не стала говорить о наших деньгах…

      Леони Костадо промолчала. А Пьер пробормотал:

      – Как бы не так! Станет она стесняться.

      – Повтори, Пьер! Повтори громко то, что ты сейчас сказал…

      – Я сказал, что наверняка ты не постеснялась и говорила о деньгах. Ты только для этого и ходила туда.

      Все шло именно так, как Леони Костадо и ожидала. Младшие сыновья выступали в роли ее судей, тогда как Гастон был бы восхищен и поблагодарил бы мать… А с этими мальчишками не избежать борьбы. Хотя она совершенно права.

      И Леони Костадо бросилась в атаку:

      – Я защищала не свои, а ваши деньги, доставшиеся вам от отца. И великодушничать я могла бы лишь в том случае, если б это был мой собственный капитал.

      Робер прервал ее: раз этот капитал принадлежал им, сыновьям, значит, они вольны не требовать его…

      – А ты о Гастоне подумал? Он ведь не связан такими соображениями, как вы. И потом не забывай, что Пьеру только восемнадцать лет… До его совершеннолетия я, как мать и опекунша, обязана защищать его интересы, сколько бы он там ни капризничал…

      – Погоди, – остановил ее Робер. – Раз мсье Револю уехал, зачем же ты понапрасну мучила их?

      Мать посмотрела на него жалостливым взглядом. Вот глупец! До чего беспомощны в житейских делах эти мальчишки, а воображают себя орлами!

      – Успокойся, – сказала она, – у нас с Люсьенной был вполне дружеский разговор.

      Робер осведомился, присутствовала ли при этом разговоре Розетта. Мадам Костадо отрицательно покачала головой.

      – А Дени был? – спросил Пьер.

      Нет, нет, оба вышли из комнаты, – Мадам Костадо ломала себе голову, как