Солнечные часы. Ширли Джексон

взрослого, объясняющего неразумному ребенку, – но ведь на самом-то деле нет. Иногда мне хочется, чтобы бабушка умерла.

      – Маленький звереныш! – пробормотал Эссекс.

      – Нельзя так говорить, Фэнси, – вмешалась мисс Огилви. – Бабушка была очень добра к тебе – нехорошо желать ей смерти. И уж тем более нехорошо бродить по ночам, шпионить за людьми и… – Она замешкалась. – Ты плохо себя ведешь!

      – Да и вообще, – добавила тетя Фэнни, – не стоит считать свои богатства заранее. У тебя и так полно игрушек.

      – У меня есть кукольный домик, – неожиданно произнесла Фэнси, впервые глядя тете Фэнни прямо в глаза. – У меня есть красивый кукольный домик. Там настоящие дверные ручки, электричество и маленькая плита, а в ванных льется настоящая вода…

      – Тебе повезло, – заметила мисс Огилви.

      – …и куколки. Одна из них лежит сейчас в ванной, – захихикала Фэнси. – Это маленькие куколки, они как раз помещаются в стулья и кровати. У них есть своя посудка. Когда я кладу их в кровать, они засыпают. Когда бабушка умрет, все это станет моим.

      – И где же тогда будем мы? – тихо спросил Эссекс.

      Фэнси улыбнулась ему.

      – Когда бабушка умрет, я разобью свой кукольный домик – он мне больше не понадобится.

      Эссекс лежал в темноте абсолютно неподвижно. Если не шевелиться и не издавать никаких звуков, он будет в безопасности. Иногда ему казалось, что если замереть совсем, то можно и вправду умереть.

      – Эссекс… – прошептала тетя Фэнни и тихонько постучала в дверь. – Эссекс, впусти меня!

      Раньше Эссекс пытался отвечать.

      – Уходите, – говорил он, – уходите отсюда.

      Теперь же он знал, что безопаснее молчать и не двигаться; может, он и правда мертв?

      – Эссекс, мне всего сорок восемь!

      Я заперт в тесном пространстве гроба, надо мною толстый слой земли.

      – Орианна старше меня!

      Я не могу пошевелиться, повернуть голову; если мои глаза и открыты, я этого не знаю; я не смею протянуть руку и пощупать деревянные доски, смыкающиеся вокруг меня.

      – Эссекс?

      Я попробую заговорить в оглушающей тишине; я попробую повернуть голову и поднять руки, и тогда меня будут держать крепко-крепко…

      – Впусти меня! Ты можешь остаться в доме со мной!

      Было еще рано и так темно, что лишь твердая уверенность в ежедневном восходе солнца давала хоть какую-то надежду на свет. Тетя Фэнни, всю ночь просидевшая в спальне своей покойной матери, и Фэнси, потихоньку ускользнувшая из детской, встретились на террасе, напугав друг друга. Сперва каждая разглядела в темноте смутную фигуру, и лишь потом тетя Фэнни догадалась, кто перед ней.

      – Фэнси! – прошептала она. – Что ты тут делаешь?

      – Играю, – уклончиво ответила девочка.

      – Играешь? В такое время? – Тетя Фэнни взяла ее за руку и повела вниз по ступенькам. – Пойдем в сад. Во что ты играла?

      – Да так… – лукаво улыбнулась Фэнси.

      – А кто тебе сказал, что однажды все это будет твоим? – неожиданно