Вечный зов. Анатолий Иванов

оказаться в тюрьме, опять испытать человеческое унижение, оставить в тюремной камере лучшие свои годы, а может быть, здоровье, жизнь? Вы будете заживо гнить, а там, за тюремными стенами, солнце, свет, вино, женщины. Да, и женщины, черт побери! А революция давно задушена, разгромлена! И пора бы понять – навсегда.

      Лахновский остановился возле Полипова, опять закурил.

      – Вы женаты?

      – Нет, – коротко ответил Полипов.

      – Невеста есть?

      – Нет. Была, как я считал. Теперь нет.

      – Изменила?

      – Замуж вышла за другого! Если вы такой любопытный.

      – За кого?

      – За черта! За дьявола! – вскипел Полипов. – Ваше какое дело?

      Лахновскому нельзя было отказать в наблюдательности, в умении понимать душевное состояние своих подследственных.

      – Постойте, постойте, – раздумчиво произнес Лахновский. – А не за этого ли вашего друга она…

      У Полипова дернулся уголок рта, он отвернулся.

      – Тэ-экс… Значит, и любимую женщину они у вас отобрали? Примечательно-с! И вы – отдали? Отдали без борьбы, как самый последний… И не попытались ее вернуть, отвоевать?

      – Перестаньте! – крикнул Полипов.

      Лахновский не зря был на хорошем счету у начальства. Не давая опомниться Полипову, он обхватил его, как Антона, за шею, поднес горящую папиросу к самому носу, угрожая ткнуть в глаз, зарычал:

      – Зачем приехал в Томск? Зачем приехал в Томск? Зачем приехал в Томск?!

      Полипов дернулся, закричал. Следователь выпустил его.

      – Так вы не хотите попытаться вернуть… любимую женщину? – спросил Лахновский, разглядывая огонек своей папиросы. – Хотя бы с нашей помощью? Или уже разлюбили ее?

      Стоя у стены, Полипов никак не мог унять дрожь.

      – Что я… должен… для этого сделать? – Голос его рвался.

      – Сказать, зачем вы приехали в Томск.

      Полипов сунул кулаки в карманы, вынул, снова спрятал.

      – Сколько… сколько лет дадите ему… Савельеву?

      Это он проговорил с хрипом, отворачиваясь. Даже на следователя ему глядеть было стыдно.

      – Смотря по тому, с какой целью он приехал в Томск. Во всяком случае, лет на пять-семь упрячем надежно.

      И вдруг Полипов, лихорадочно оглядывая почти пустой кабинет, застонал:

      – Нет, нет! Я все наврал… Я все наврал!

      Лахновский улыбнулся широко, открыто, почти по-дружески.

      – Не кажется ли вам самому ваше поведение несколько смешноватым?

      Полипов обмяк, съежился.

      – Вот именно, – сказал следователь утвердительно. – Я всегда уважал людей, умеющих взять себя в руки. Итак?

      – При одном условии – я вне подозрения. – Полипов не глядел на следователя. – Иначе игра не стоит свеч.

      – Мм… При одном условии и с нашей стороны. Мы сажаем вас на несколько месяцев в тюрьму. Необходимость этого, надеюсь, вы понимаете. Сажаем в камеру с политическими. Вы должны нас постоянно информировать об их разговорах,