Вдребезги. Кэтлин Глазго

есть, девушки замолчали. Никогда бы не подумала, насколько это неловко – демонстрировать шрамы кучке девчонок, сплошь покрытых шрамами, но это так. Я смотрела только в тарелку.

      После ужина я собиралась обыскать коробку с забытыми вещами, чтобы найти себе рубашку с длинными рукавами. Мне было холодно, и я чувствовала себя незащищенной. Мне не хватало дешевого кардигана горчичного цвета, который я носила до того, как убежать из дома. В нем я была укрыта и чувствовала себя в безопасности. Мне не хватало всей моей одежды. Не уличной, а той, давнишней – полосатых футболок, брюк в клетку и шерстяных шапок.

      Айсис проглотила еду и спросила:

      – Господи, Чак, где тебя подстригли? Ты что, на самом деле выходила в этот чертов город?

      У Айсис подбородок как у терьера и нервное лицо. Она крутила между пальцами неопрятные завитки косичек. Остальные ждали. Луиза еле заметно улыбнулась мне с другого конца стола.

      Я обожала разбивать стеклянные банки. Их надо ударять с силой, потому что стекло толстое. В отличие от другого стекла, банки разбиваются на толстые осколки – острые, изогнутые и переливающиеся. Они оставляют широкие и глубокие порезы. Толстые осколки легко отмывать и хранить, засунув в бархатный мешочек, и прятать в своей аптечке до следующего раза.

      При мысли об этом меня охватил заранее ожидаемый озноб, что-то похожее я чувствовала в процедурной, и это недопустимо, по словам Каспер, это пусковой сигнал, и я видела, как некоторые девушки, например бледная Саша с глазами цвета моря, начинают хмуриться. Блю и Джен С. ждали с отрешенным выражением лица, вилко-ложки застыли в воздухе.

      Мне казалось, я хочу им рассказать, мне казалось, что я хочу говорить. Я чувствовала гул в груди и думала, что, возможно, у меня получится что-нибудь произнести, хотя и не знала, как направить слова или что они будут значить, но я открыла рот…

      Из глубины стола послышался голос Луизы, гортанный и приятный; группа, в которой она пела, называется «Нелюбимые».

      – Стекло, – Луиза убирала за собой после ужина. Она любила перекусывать; немного одного, немного другого, никогда не задерживалась надолго. – Она использовала стекло. Завтрак безнадежных чемпионов.

      Луиза пожала плечами, проплывая мимо нас с картонным стаканчиком, пластиковой тарелкой и вилко-ложкой в сторону мусорного ведра.

      Сначала за столом все замерли, поскольку каждая думала и вспоминала свои любимые инструменты. И потом, наконец, атмосфера разрядилась.

      – Это мощно, Чак, – ела и резюмировала Айсис.

      Я таращилась на масляную гору макарон, одинокий рядок зеленой фасоли, коричневую лужицу яблочного мусса.

      – Меня зовут не Чак, Айсис. Мое имя Чарли. Чарли Дэвис.

      Мой голос был уже не хриплым. Он стал звонким как колокольчик.

      – Ух ты. У кого-то, оказывается, есть голос, – произнесла Джен С.

      Блю кивнула и пристально посмотрела на меня.

      – Здесь, – сказала она, задумчиво потягивая кофе, – становится все интереснее.

      Каспер улыбнулась мне.

      – Большие перемены, – заметила она. – Заговорила. Обрезала волосы. Сняли повязки.