Ты моё дыхание. Ева Ночь

перебираться.

      Он лгал. Я никогда не брала его деньги. Но оправдываться и возмущаться не было смысла. Всё равно я буду не права.

      – Ну так чо, Сонь, бабки принесла, совесть замучила? Али соскучилась, доча?

      Меня передёрнуло. От его взгляда. От его развязных слов.

      – Я пришла забрать документы, – заявила, глядя ему в глаза.

      Глава 12

      Софья

      – Да ты что! – нехорошо улыбается он. Мерзкий, скользкий, знающий своё превосходство. – Видишь, Тата, выросла дочь, оборзела. Требовать пришла. Не просить, заметь. И это после того, как воровала.

      – Денис, – тихо просит мама, но ему всё равно – взобрался на Олимп и вещает, местный божок.

      А я думаю: она мне не поможет. Потому что тогда выбрала не нас с Вовкой.

      – Это моя квартира. Бабушка её оставила мне, – делаю отчаянную попытку быть смелой.

      – Что ты говоришь? Правда, что ли?

      Я должна. Должна! Это не только моё наследство, но и Вовкино, принадлежит нам по праву. А я для Вовки хочу только самого лучшего. Спору нет: с Михайловной нам хорошо, но это не навсегда. Придёт момент – и нам нужно будет уйти. Я не хочу всю жизнь скитаться и быть зависимой.

      Беда только в том, что этот паук всё под себя подгрёб. Они эту квартиру сдают и, подозреваю, матери из тех денег мало что остаётся.

      – Правда, – меня начинает колотить от собственной смелости.

      Денис смотрит на меня долгим взглядом, а потом подносит большой кулак к моему носу.

      – А вот это видела? Нюхала? Пришла она сюда права качать, воровка! Сунешься ещё раз – по стенке размажу и в полицию заявлю, что приходишь шантажировать и вымогать.

      Это не пустые слова. Денис когда-то служил в органах. У него там всё схвачено, есть знакомства, может, поэтому он настолько в себе уверен.

      И этим самым кулачищем он бьёт по столу. Моя чашка с чаем, к которой я так и не притронулась, жалобно звякает. Чай разливается по столешнице. Я вскакиваю. Не хочу ни ошпаренной быть, ни бегать потом в мороз с мокрыми штанами.

      Я смотрю на отчима, во мне зреет протест. Рвётся из глубин души горечью. Вот он – не дурён собой, сильный, статный, а только ничего в нём нет по-настоящему стоящего. С запашком, с гнильцой, когда только на одном физическом превосходстве может уничтожить, сравнять с землёй, обвинить и оболгать, зная, что останется безнаказанным.

      – Вон! – кричит он, краснея мордой. – Чтобы духу твоего не было! Ты бы лучше мать пожалела, поддержала, деньги вернула, те, что украла!

      Он, наверное, сочиняет и сам верит в свои басни. Сказочник.

      – Сонечка, Соня, – суетится мать, уводя меня из кухни.

      Дрожащими руками она суёт мне в руки куртку.

      – Уходи, – шепчет она одними губами. – Позже. Что-нибудь придумаем. Образуется, – шелестит, но я понимаю: она ничего не сделает, вряд ли сможет. – Вот, – суёт она мне в руки пакет, – Вове привет передавай.

      Отчим бушует на кухне. Судя по звукам, чашка с чаем всё же упокоилась на кафельном полу. Он ругается, сыплет угрозами, выскакивает наконец за нами